Нет никаких сведений о том, что в детстве он выделялся среди своих сверстников особой любовью к природе или необыкновенными умственными способностями… Кажется странным, что ум Джона Хантера, несомненно выдающийся, мощный и дерзкий, никоим образом не проявлял свою силу до тех пор, пока случайно не был направлен на научную работу. Его жизнь протекала не среди невежественных злобных людей, напротив, его отец был проницательным и здравомыслящим человеком, мать хорошо образованна и оба брата отличались высоким уровнем интеллекта. В такой семье у Хантера была масса возможностей развивать свой ум и культуру, но он не видел в этом смысла. Он жил среди тех же чудес органического мира, тех же природных реалий, которые в будущем сделали его неутомимым исследователем, не обращая на них, похоже, ни малейшего внимания. Он не стремился к знаниям, пока не ощутил на себе влияние людей, увлеченных наукой… Его ментальная сила не имела направления, пока он не нашел для нее подходящей работы, а определив свое призвание, он стал счастливым.
Хом, Педжет и другие глубоко заблуждались на его счет. Джон Хантер всю свою жизнь не изменял своему Богом данному увлечению природой; он был настолько поглощен ею, чтобы другим казалось, что он провел свои юношеские годы, беззаботно гоняясь за лунными лучами и радугой. Самообразование первого ученого-хирурга проходило в школе без стен, среди бессловесных учителей, не использовавших книги и не следующих никакой учебной программе. Его юность была одной долгой, можно даже сказать, бесконечной прогулкой.
Возможно, именно косность и ограниченность их образования помешали многим из тех, кто изучал жизнь Джона Хантера, постичь реальный смысл его кажущегося отсутствия стремления к знаниям. Если бы они правильно поняли значение его романа с природой длиною в жизнь, они бы не пропустили его слова, написанные много лет спустя: «Когда я был мальчишкой, мне хотелось узнать все об облаках и травах и почему цвет листьев меняется осенью; я наблюдал за муравьями, пчелами, птицами, головастиками и ручейниками, донимая людей вопросами, ответов на которые никто знал и знать не хотел». Его племянница Агнес Бейли говорила о его детстве: «Он делал только то, что ему нравилось, и не любил уроки чтения, письма и другие дисциплины, а предпочитал бродить среди лесов, деревьев и т. д., заглядывая в птичьи гнезда, сравнивая количество яиц, их размер, расцветку и другие особенности».
Он был не заурядным деревенским парнем, а юношей с ненасытной пытливостью ума и мудростью ученого, понимавшего, что тайны природы можно разгадать, только наблюдая и анализируя. Возможности исследователя совершенствуются благодаря постоянной практике, помогающей определять, что нужно искать, и указывающей путь к пониманию увиденного. Обучение классификации данных – это главный ключ к их анализу. Таким и было самообразование Джона Хантера: пристальное наблюдение и оценка того, что он видел, систематизация собранных данных, позволяющая провести их анализ, а затем поиск неких объединяющих принципов. Он самостоятельно постиг метод индуктивных рассуждений, целью которых, в конечном итоге, являлось использование установленных общих принципов для объяснения отдельных биологических фактов. Таким образом, его подход, по сути, заключался в дедуктивных рассуждениях, ведущих от формулировки основного принципа к описанию конкретного явления. Инстинктивно, сам того не сознавая, Джон Хантер еще в юности научился думать как ученый. При этом он преследовал единственную цель: удовлетворить свое любопытство.
Еще в четырнадцатом веке король Шотландии Роберт II, основатель династии Стюартов, и его сын Брюс даровали семье Хантеров поместье Ланаркшир. Даже в лучшие времена жизнь мелких землевладельцев в графствах, окружавших Глазго, была трудной, а два десятилетия, предшествовавшие рождению Джона Хантера, были особенно мрачными. В течение нескольких лет плохие погодные условия были причиной бедного урожая и подавленного настроения деревенских жителей. Поэтому даже «маленький шотландский лорд», отец Джона, испытывал трудности с обеспечением своей семьи, особенно если учесть, что у него было десять детей. К тому времени, когда родился последний из его детей, дела старшего Хантера немного поправились, но его здоровье оставляло желать лучшего. Когда он умер в 1741 году в возрасте семидесяти восьми лет, вся ответственность за благополучие семьи легла на плечи его двадцатитрехлетнего сына Уильяма, который после завершения медицинского образования практиковал тогда в Лондоне. Семь лет спустя, когда Джону исполнилось десять, Уильям занимал очень уверенное положение в имперской столице и был на пути к тому, чтобы стать главным преподавателем анатомии и ведущим практикующим акушером. Он был очень начитанным, утонченным человеком и заслуженно имел прекрасную репутацию и как лектор, и как профессионал-практик. Среди его пациентов были самые популярные и влиятельные представители светского общества, среди которых он чувствовал себя как рыба в воде.