Врачи: Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выж

Хантер продемонстрировал, что хирургия – это профессия, достойная самых лучших умов. Нет сомнений в том, что благодаря его работе многие выбрали профессию хирурга: в противном случае они посвятили бы свою жизнь внутренней медицине или вообще поменяли бы род деятельности. В исследованиях эволюционного развития любой профессии существует два, в значительной мере недооцененных, важных стимула, которые неизменно оказывают мощное прогрессивное влияние: повышение интеллектуального уровня вступающих в группу новичков и развитие профессиональных обществ. Неординарная личность Джона Хантера подобно магниту притягивала самых ярких и инициативных представителей молодежи к хирургии и медицине в целом, все больше повышая престиж их организаций.

Студенты Хантера – а в некотором смысле каждый хирург, получивший образование на рубеже девятнадцатого века, был его студентом – были живым напоминанием об их великом профессоре. Благодаря ему было сделано множество открытий, подтверждающих истинность его методов и делавших блеск его имени еще ярче. Однажды он написал своему любимому ученику, ставшему самым известным среди его воспитанников: «Я думаю, что вы нашли правильное решение, но зачем раздумывать? Почему бы не провести эксперимент?» Этот совет молодому хирургу Эдварду Дженнеру привел последнего к использованию нового подхода к научным исследованиям, результатом которого спустя годы стало открытие вакцины против оспы.

Королевская коллегия хирургов учредила ежегодное представление выдающимся избираемым оратором панегирика в честь Хантера в день его рождения, 14 февраля, по примеру Королевской коллегии врачей, увековечившей таким же образом своего первого ученого – Уильяма Гарвея. В 1963 году на банкете, организованном для оглашения речи, спикер сэр Стэнфорд Кейд сел около двух иностранных дипломатов, которые попросили его что-нибудь рассказать о великом хирурге. «Хантер – наш Леонардо да Винчи, – сказал он итальянскому послу, а французу он пояснил: Он для нас значит то же, что Амбруаз Паре для Франции». Эти сравнения заслуживают внимания, поскольку они относятся не просто к людям, изменившим время, в котором им довелось жить, но к ученым, бывшим по большей части самоучками, образ мыслей которых был часто непонятен признанным мэтрам медицины. Столь же уместным был комментарий эдинбургского анатома Роберта Нокса, жившего в девятнадцатом веке: «Он не только не был творением своего века, а находился в прямом антагонизме с ним… Он преодолел все преграды и оставил в своем музее памятник, подобный “Тайной вечери“ Леонардо, чтобы объяснить потомкам, пятьсот лет спустя, что не время формирует великих людей, в котором они живут, а они время».

Самым ранним проявлением противостояния Хантера стандартам того времени было его отношение к школе: он никогда не позволял формальному образованию вмешиваться в его обучение. В то время как другие мальчишки попадали в ловушку тесных лабиринтов латыни, греческого языка и математики, Джон наслаждался свободой, ежедневно открывая для себя чудеса шотландской сельской природы Ланаркшира, где он родился в 1728 году. Его детское любопытство ни на йоту не пострадало от стремления педагогов втиснуть его уникальные интеллектуальные способности в общепринятые жесткие рамки. С раннего детства и до конца своих дней он был очарован красотой окружающего мира, разнообразием биологических форм и способами защиты, найденными для них природой. Похоже, что он никогда не рассчитывал найти в книгах ответы на свои многочисленные вопросы.

Многие неправильно оценивали период жизни Хантера до двадцати лет. Большинство писавших о нем считали потерянными зря годы его юности. Ежегодные панегирики и биографические статьи, посвященные Хантеру, усеяны заявлениями, подобными тому, что написал его первый и в других отношениях самый достойный ученик, его зять сэр Эверард Хом: «Его отправили в начальную школу, но, не обладая способностями к языкам и не имея достаточного контроля над собой, он пренебрегал учебой и проводил бо́льшую часть времени в развлечениях на природе».

После этого комментария Хома бо́льшая часть авторов, писавших о великом хирурге, будет оценивать юность Хантера в похожем ключе. Его самый известный биограф конца девятнадцатого века Стефен Педжет писал в 1897 году: