Враг божий

– Они уже и так воюют между собой, – заметил он. – Ты понимаешь их спор о пелагианстве?

– Даже и не хочу понимать, – беспечно отвечал я, хотя, по правде сказать, спор между двумя группами христиан достиг невероятного ожесточения, и каждая призывала на голову другой все земные и небесные кары. – А ты?

– Да, наверное. Пелагий не верил в изначальную испорченность человека, а такие, как Сэнсам и Эмрис, считают, что мы рождаемся дурными. – Он помолчал и продолжил: – Наверное, будь я христианином, я бы склонялся к пелагианству.

Я вспомнил Мордреда и подумал, что человечество, вполне может быть, и впрямь испорчено изначально, однако вслух ничего говорить не стал.

– Я верю в человечество больше, чем в любого бога, – закончил Артур.

Я сплюнул на обочину, чтобы отвратить возможный вред от его слов, и сменил тему:

– Интересно, как бы все изменилось, если бы Котел остался у Мерлина?

– Ты про ту старую посудину? – рассмеялся Артур. – Я о ней давно позабыл! – Он улыбнулся давним воспоминаниям. – Ничто бы не изменилось, Дерфель. Я иногда думаю, что Мерлин потратил жизнь на поиски сокровищ, а собрав все, остался не у дел. Он не решался испробовать их магию, поскольку подозревал, что ничего не произойдет.

Я покосился на меч, висевший у него на поясе, одно из Тринадцати Сокровищ Британии, но ничего не сказал, помня, что обещал Мерлину не говорить Артуру об истинной мощи Экскалибура.

– Думаешь, Мерлин сам сжег свою башню? – спросил я.

– Закрадывается такая мысль, – признал он.

– Нет, – твердо объявил я. – Он верил в сокровища. И, мне кажется, порою верит, что сумеет снова их отыскать.

– Тогда пусть ищет быстрее, у него мало времени в запасе, – отрезал Артур.

Тем вечером мы остановились в бывшем дворце римского наместника в Иске. Кулух был расстроен, но не из-за Тристана, а из-за того, что город превратился в рассадник христианского фанатизма. Всего неделю назад молодые христиане захватили языческие храмы, повалили статуи богов и вымазали стены калом. Воины Кулуха захватили нескольких осквернителей и бросили их в тюрьму, но он боялся, что дальше будет хуже.

– Если не раздавить их сейчас, – сказал Кулух, – они пойдут воевать за своего бога.

– Чепуха, – отмахнулся Артур.

Кулух покачал головой.

– Они хотят короля-христианина.

– Через год они получат Мордреда, – отвечал Артур.

– Он христианин? – спросил Кулух.

– Во всяком случае, не язычник, – отвечал я.

– Но христианам нужен не он, – мрачно произнес Кулух.

– А кто же? – Намеки двоюродного брата наконец заинтриговали Артура.

Кулух помялся, затем пожал плечами.

– Ланселот.

– Ланселот? – весело переспросил Артур. – Они что, не знают, что он не закрывает языческие храмы?

– Они ничего о нем не знают, – сказал Кулух. – Им этого не надо. К нему относятся так же, как относились к тебе перед смертью Утера. Видят в нем избавителя.

– Избавителя от чего? – полюбопытствовал я.

– От язычников, разумеется, – отвечал Кулух. – Ланселот, мол, христианский король, который поведет их на небеса. А знаешь почему? Из-за орлана на щите. У него ведь рыба в когтях, помнишь? А рыба – христианский символ. – Он сплюнул от отвращения. – Христиане ничего о нем не знают, но видят рыбу и думают, что это символ их бога.

– Рыба? – не поверил Артур.

– Рыба, – подтвердил Кулух. – Может, они молятся форели? Откуда мне знать? Если они поклоняются святому духу, деве и плотнику, почему бы не поклоняться еще и рыбе? С сумасшедших и не то станется.

– Они не сумасшедшие, – сказал Артур, – просто немного экзальтированные.

– А ты видел их ритуалы в последнее время? – спросил Кулух.

– Со свадьбы Морганы – нет.

– Так пойди и посмотри, – сказал Кулух.

Уже давно свечерело, и мы закончили ужинать, но он настоял, чтобы мы надели темные плащи и вышли через одну из боковых дверей дворца. Кулух провел нас неосвещенной улицей на форум, где христиане устроили церковь в старом римском храме, прежде посвященном Аполлону, а ныне побеленном и очищенном от всяких следов язычества. Мы вошли через западный вход и, найдя темную нишу, встали на колени, чтобы не отличаться от толпы молящихся.