Как часто бывало — душа вернулась рывком и княжич распахнул глаза резко и широко, глубоко втянув первый глоток воздуха и услышав ожесточенно-радостный удар сердца. Тело занемело, пальцы судорожно держали повод коня. Но Зихао уже научился восстанавливать силы после полетов и истощения живы. Феникс его наградила своей силой, расписав тело большими красками, но при условии, что он всегда будет помнить, кто его истинный бог.
Сознание быстро прочищалось, а в голове стучала неистовая мысль. Колдун. Сильный и злой… он в этих местах держал в страхе народ. Интуитивно повернул скакуна в ту сторону, где ему встретилось грозовое облако, и неспешно двинулся в виднеющееся на горизонте поселение.
Если это и не ведьма с диковинными глазами, то все равно зло — а ПУТЬ Зихао с тех пор, как прозрел на чужбине, ясен, точно чистая капля слезы — уничтожить нечистое, освободить русские земли от черного колдовства.
ГЛАВА 14
Любава Добродская
Любава и Боянка уже который раз вчитывались в ответ Казимира. Письмо ему написали сразу после того, как княжну на вече поставили перед фактом. Замуж! Потому, страшась выбора других, Любава и Боянка стали перебирать варианты. Кто лучше и выгодней. Как бы тошно ни было, им оказался Всеволодович.
Ответ пришел недавно… Сравнивали слова одного, вспоминали визит второго.
Разбирали по полочкам Ратмира. И Казимира…
И то и другое супружество не сулило доброго и светлого, но ежели Вяжский мог поставить на колено все княжество и теперь ему было плевать, станет ли Добродская его женой, аль нет, то Всеволодович дал клятву защитить земли, ежели Любава образумится. Все же их связывало нечто большее, чем ее с Ратмиром.
Мирослава была женой Казимира. Он помогал в отстаивании земель, когда княжеству Добродскому не единожды грозили враги. Но теперь в помощи было отказано. Условие одно — Любава сама приехать должна. Строптивость усмирить и при всем честном люде признать во Всеволодовиче своего супруга и защитника.
Любаву коробило сие заявление и пожелание, но другого варианта не было. Рано или поздно могло подобное случиться. Так хотелось верить, что поздно, чем раньше…
И выбор такой, что выть охота!
— Выбирать придется, — рассуждала ровно Боянка. — И чем тебе Ратмир не приглянулся? — цыкнула задумчиво. — Всем хорош! И народ в узде держит, воины у него могучие…
— Не люб он мне, — поморщилась Любава, с горечью вспоминая князя Вяжского. На самом деле, он был одним из самых лучших претендентов на ее руку и сердце. Вот ежели не кривить… душой. Правильно боярышня рассуждала. Дюжина женихов до того были такие, что и вспоминать не о чем. Так что Ратмир — хороший вариант, но не лежало к нему. Да и страшно было — подомнет, прожует да закопает.
— Привередливая ты, — пробормотала Боянка. — Неужто думаешь, что такая вся из себя ценная и желанная, что женихи будут продолжать порог дома оббивать?
— И ничего подобного! — возмутилась княжна. — Я не краше Светланы, княжны Пряжной. Не хозяйственней и умелей Владлены Савской, но в том-то и дело — я другим живу. Нет во мне их высокомерия и заносчивости. Я свободой дышу и нужен мне человек с таким же взглядом на жизнь. С такими же порывами и стремлениями. С таким духом. Родственная душа…
— Ты — девица на выданье, а не воин! — попыталась достучаться до здравомыслия подруги Боянка. — Тебе дом в чистоте держать, хозяйством управлять, мужа ублажать, да детей рожать!
— Не трави душу! — лицом уткнулась в ладони Любава. — Как же мне это чуждо!!!
— Чуждо аль нет — а строптивость поумерить пора, — не требовала, наставляла. По-дружески, как старшая мудреная сестра, понимающая несправедливость судьбы и смирившаяся с ее ходом. — Выбрать придется. И лучше быстрее. Покуда за тебя не решили, а Казимир на другую глаз не положил. Сама сказала, и Светлана, и Владлена — хорошие партии…
— Знаю, и хоть батюшка уверяет, что не должна… я чувствую, что обязана.
— Взрослеешь, — чуть дернулся уголок рта боярышни, но не в ехидной ухмылке, а скорее ободряющей.
— Не понимаю, почему не могу выйти за Иванко? — досадливо взвыла княжна. — Он сильный, храбрый, красивый, милый, — задрала голову и мечтательно зажмурилась. Так и стоял перед глазами кузнец. Уже в княжеской одеже. На лихом скакуне. Ему шло. Грозно, массивно… призадумалась, чуть скривилась… Что-то смущало в его облике, но Любава никак не могла найти изъян. Лишь раздосадованно открыла очи и тяжко выдохнула:
— Он бы возглавил наших воинов, сплотил несколько княжеств и дал бы отпор врагу! И Ратмира бы скрутил в бараний рог! — категорично, еще и пальчиком качнув.
— Опять двадцать пять, — поморщилась Боянка, будто терпкой ягоды наелась. — Забудь ты о нем!
— Стараюсь, — сокрушенно мотнула головой Любава. — Да все время кажется мне, что есть у нас с ним… шанс. Что он лучший на свете. Что он тот, кто мне надобен…
Боярышня посерьезнела. Свиток на стол отложила:
— Хочешь, докажу, что твой Иванко такой же, как все?
— Ты о чем? — насторожилась Любава, но в груди неприятно кольнуло.