Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Что под подол готов к любой забраться и осчастливить… Что не думает он только о тебе, как ты о нем.

— Докажи! — сверкнула глазами княжна. Последние время его не подпускала к себе совсем. Боялась своих чувств и что поддастся ласкам и поцелуям Митятича. Уж совсем невмоготу было. Тело томило и требовало чего-то, что Любава еще не ведала… но того, от чего щеки румянцем обжигающим наливались, в животе странный узел стягивался, да грудь чувствительной до стона становилась.

Потому держала на расстоянии, но была в нем уверена.

И пусть не признавался в любви и не клялся, это только пустозвоны о таком на каждом углу трубят, а кузнец не такой. Он в себе сокровенное хранил. Зато взглядом обласкивал, улыбками одаривал.

От уроков его по метанию ножа во благо своей чести Любава отказалась, но оружие — его подарок, бережно стерегла, а по возможности носила, ежели, куда без ведома уезжала. Он придавал сил и уверенности, а что им так и не научилась управляться — так то не горе. Еще успеется.

— Зря согласилась, — сузила змеиные глаза боярышня. — Хоть ты мне и подруга, но чтобы доказать, что нет ничего порядочного в Митятиче, что он… обычный теленок, кому сиську мясистей покажи, за той и пойдет… Пересплю с ним. А заодно и проверю, каков он в постели!

Любава задохнулась от бесстыдства Боянки. От распущенности вопиющей. От… распутства… поскудства… безнравственности…

— Да… какая же ты подруга опосля такого будешь? — ахнула княжна, на скамью опустошенно ухнув. Сердце неистово обиженным ритмом колотилось, по телу дрожь пробегала.

— Стало быть, сомневаешься, — колюче уличила Боянка. — Передумала?..

— Вот еще, — нахохлилась Любава. Спину выпрямила, взгляд наполнила надменностью и княжеским величием. — Я от слов своих не отказываюсь. Валяй, соблазняй… — дозволила снисходительно.

— И свалю, и соблазню, — ничуть не повелась на уловку подруга. — Чтобы тебя, дуру, в правду ткнуть. Не нужен тебе такой, как он. Пусть деревенскими балуется… — упрямо напирала Боянка.

— Ага, — не сдержала ехидства Любава. — И тобой, — кивнула значимо.

— И мной! — безлико согласилась она. — Пусть и на разок… Я всего лишь боярышня. Как обмануть будущего мужа — уже научена. Мне не страшно девичью честь терять, ибо не править княжеством, не скреплять брачным союзом земли… Это твоя роль, моя княжна, — глумливо поклонилась в пояс, да ужалила взглядом насмешливым.

— Не получится у тебя ничего! — всеми силами держалась от слез Любава. — Иванко — мой. Мой навеки!!! Мы с ним — истинная пара. Он дышит мной, я понимаю его без слов… Я даже по походке настроение его читаю. Предназначены мы друг другу судьбой! — с меньшим пылом, но горячо, душевно. — Вот увидишь, — гордо вскинула голову, глаза в сторону скосила, — не поведется он на твои прелести…

Боянка расхохоталась так, что слезы все же брызнули.

— Дура ты, Любава, хоть и княжна! Все мужики ведутся на прелести! Все без исключения! — с горечью и досадой. — И умные, храбрые, сильные княжны, мечтающие о единственном и лучшем, им без надобности. Мужики другими мерами любовь нашу меряют. И покуда ты это не скумекаешь — быть тебе несчастной и одинокой.

— Ты слишком циничная… И жестокосердная! — вспылила Любава, кулаки сжимая. — Ежели ты не умеешь любить, неча всех под свою гребенку сгружать! Я не такая! Я верю!!!

— Не умею любить?

На миг перестала Любава слезами давиться и злостью захлебываться — столько боли в голосе подруги прозвучало.

— Любовь и прелести — разные грани отношений и желаний! — Боянка была до скрипа зубов серьезна. — А ты постоянно путаешь! Я ж не говорю, что моим станет. Я говорю — он с удовольствием мне под подол заберется. А разве ж в твоем понимании правильного и лучшего это не станет предательством? Он же знает, что мы подруги.

Слова боярышни не были лишены смысла. И это убивало. Жестоко ранило…

— Ладно бы с другой, — продолжала колоть верными рассуждениями Боянка. — А ежели со мной переспит…

— Что, вот так… возьмешь и…? — надломилась речь княжны. Все никак в голове не укладывалось, что подруга предлагала.

— Ну почему просто так, — легкомысленно потянулась Боянка. — Ежели я окажусь права, ты мне ожерелье отдашь. То, что Илья Градовый тебе в дар привез. Ничего такое. Я на него глаз еще тогда положила, — безлико дернула плечом.

— А давай!

Утерла злые слезы Любава. Правда захотелось проверить на выдержку и порядочность Митятича. А еще на мучения Боянки, когда он ее прогонит.

— Сегодня, как полночь минует, приходи на сеновал, — пошла на выход боярышня, но уже на пороге притормозила: — И без обид, подруга, — бросила въедливый взгляд, требуя ответа.

— Хорошо, — послала Любава ядовитую улыбку.

Любава кралась к сеновалу в тени хоромин. Все было знакомо с детства, каждый закуток, ямка, бугорок. Да и вечер был удивительно теплым и безмятежным. Солнце катилось к закату, окрасив размазанную полосу горизонта розовым.

Настроение шаталось, но княжна упорно гнала плохие мысли прочь. Она уверена в Иванко! И какими бы прелестями не обладала Боянка…

На том твердая мысль обрывалась.