– Мне очень трудно объяснить вам всё это. Я жена вашего идейного врага, и вы такого же врага должны видеть и во мне. Конечно, вам непонятно и моё посещение, и всё то, что я так путанно вам сейчас говорю. Вы увидите, что у меня есть основание волноваться. Видите ли… у вас в заметке есть место, которое меня больше всего заинтересовало и которое я не совсем понимаю. Сказано, что симпатия моего мужа – м-лль Григоренко. А дальше сказано, что она из семьи Синцовых. Что это значит?
– Видите ли, – с усилием выговорил Полунин, – мне не очень хочется говорить на эту тему. Вы должны понять, что я не могу дать вам справки об этой девушке. Я знаю её и абсолютно убеждён, что ничего дурного здесь не произошло.
– Почему же вы печатаете такие заметки? – вскинула голову дама. – Вам не дорога репутация моего мужа. Я это отлично понимаю. Но почему же вы не щадите девушку?
– Даю вам слово, что всё это недоразумение. Я знаю эту девушку, и заметка не могла бы появиться, если бы не мой отъезд по делу в Синьцзин. Я сегодня только вернулся, и заметка была для меня неприятной неожиданностью.
– Всё это не важно. Дело не в том. Скажите, какое отношение эта Григоренко имеет к семье Синцовых? Я знала эту семью.
Дама взволнованно откинула вуалетку. Горящие влажные тёмно-карие глаза неподвижно смотрели на Полунина, и ему показалось, что он видел уже где-то эти глаза.
– Видите, мадам. Когда-то в Николаевске жила семья педагога и коммерсанта Николая Ивановича Синцова. Я его лично знал. У него были жена, Анна Алексеевна, сын Леонид и три дочери – Тамара, Ольга и Надежда. Во время тряпицынских событий были убиты Николай Иванович, Леонид и Тамара. Анна Алексеевна и младшие дочки спаслись и теперь здесь, в Харбине. Анна Алексеевна вышла замуж за железнодорожника Григоренко, который усыновил младшую Надежду. Вот это та самая девица, о которой говорится в нашей неудачной заметке. Что с вами?
Дама вдруг страшно побледнела, заломила руки и простонала. Закрыла лицо ладонями и зарыдала. Полунин вскочил с кресла и растерянно уставился на неё.
Она уронила руки, посмотрела на Полунина сразу покрасневшими глазами и прошептала:
– Я – Тамара Синцова…
Именно в это самое время в одной из хороших железнодорожных квартир на Маньчжурском проспекте, в Новом городе, Батраков, узнав от боя, что жены дома нет, быстрыми, широкими шагами прошёл в спальню и подошёл к туалету жены. Сел на козетку и быстро оглядел безделушки, шкатулки, флаконы с духами, которые были в порядке расставлены на туалете. Открыл одну шкатулку, другую, недовольно поморщился и захлопнул их. Выдвинул ящик туалета. Там была шкатулка, оклеенная красным бархатом. Батраков отомкнул её маленьким ключиком, который висел здесь же на шнурке. В шкатулке лежали ожерелья, бусы, часы, кольца, браслеты, брошки, серьги. Батраков перебрал пальцами, вытащил несколько вещичек, небрежно пересыпал их из ладони в ладонь. Выбрал одно колечко с кроваво-красным рубином, сунул кольцо в жилетный карман, привёл всё в порядок на туалете и вышел из комнаты.
Через пятнадцать минут он уже входил в кафе «Марс» на Новогородней улице. Надя ждала его, сидя за стаканом чая. Батраков сразу заметил, что она осунулась и побледнела за два дня, что они не виделись. Они поздоровались, и Батраков заказал кёльнерше кофе.
– Ведь это ужас! – тихо сказала Надя. – Понимаете, что это значит… эта газетная заметка… для меня, для моих родных. Это позор, скандал…
– Надя, вы говорите глупости, – он смотрел на неё своими голубыми глазами. – Будьте выше этого. Мы столько с вами говорили о браке, о жизни, о свободе личности… я увидел, что вы передовая девушка – и вдруг какая-то грязная заметка в белогвардейской газетёнке произвела на вас такое впечатление. Стыдитесь.
– У меня дома столько шума, разговоров… мама плачет, сестра не разговаривает со мной. Я объясняла им, что ничего здесь страшного нет… никаких любовных приключений, что всё это грязная газетная сплетня. В газете, которая это напечатала, работает старый знакомый нашей семьи. Я звонила ему по телефону, устроила ему сцену, но он оправдывается тем, что его не было в городе и заметку поставили в его отсутствие. Это, конечно, правда, так как он очень любит маму и не позволил бы поместить такую заметку. Он секретарь этой газеты.
– Плюньте, Надя! Всё это чепуха! – его голубые глаза весело смотрели на неё.
– А ваша жена? Как она отнеслась к этой заметке?
Батраков презрительно махнул рукой.
– Жена? Меньше всего я думаю о ней. Когда-то мы любили друг друга. Но всё это давно исчезло.
– Сколько лет вы женаты?
– Да лет пятнадцать. Да… пятнадцать. Мы встретились, как говорится, в грохоте и буре гражданской войны. Ей было лет шестнадцать тогда. Совсем девочка.
– Она любила вас?
– Сначала нет. Скорее ненавидела.
– Что же заставило её выйти за вас замуж?
– Я же говорю – буря гражданской войны, – усмехнулся Батраков. – Тогда не очень спрашивали – хочет в мужья, не хочет…
– То есть как это? Вы заставили её выйти за вас?