Враги креста

Для многих из наших современников все это ‒ мгла, туман, абсурд. Представьте же, какой отпор данные азы Православия встречали у противников на Вселенских соборах и после соборных бдений! Непогрешимость Церкви, когда речь о догматических постулатах, основана на вере в то, что Церковью руководит Дух Святой. Потому-то отцы соборов (соборов, а не совещаний или съездов) и говорили, и писали: «Изволися Духу Святому и нам…». Похвально попирать цезарепапизм ‒ вмешательство государства во внутреннюю жизнь Церкви. Однако в случае Ферраро-Флорентийской унии детонатор не сработал, взрыва не получилось, ибо сердце царево оказалось в руке Божией. На великого князя Московского Василия II выпала крайне ответственная задача: стать на страже Православия, которое пошатнулось в самом его святилище Цареграде и грозило таким образом исчезнуть во всем мире» (А. Шмеман «Исторический путь Православия». Париж. 1985), хотя патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский еще в 1443 г. заклеймили Флорентийскую унию как богоненавистную мерзость. Уния могла бы предотвратить ужасы Смутного времени, трагедию раскола в Русской Церкви, уврачевать роковое противостояние России Западу? Не прояви самодержец твердости и решимости, «православные и католики заговорили бы на одном языке»; «Верность древнему благочестию, провозглашенная великим князем Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность Северо-Восточной Руси в 1612 г., сделала невозможным вступление на Московский престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой Руси с Великой, условила могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова (С. Соловьев, «История России», т.4, гл 3, М., 1993).

Пускай поэты (самые престижные, типа Вячеслава Иванова, дезертировавшего в католичество) мечтают о дыхании двумя легкими ‒ Православия и Римско-Католической Церкви. Для православных уния, наподобие Ферраро-Флорентийской, ‒ запрещенное соборными канонами «злочестивое двоеженство», определяемое в патристике лаконичным термином «прелесть».

Гималайская лиса

Уже не первый год там и сям существует скромное объединение местных жителей, которое имеет колоссальное влияние на развитие мира. Кто сомневается в данной истине, тот вероятно никогда, не читал шедевров, написанных гениальной Еленой Ивановной Рерих, женой известного художника, уехавшего из России в Индию до большевистского переворота. Елена Ивановна сочинила под диктовку ведомых ей метафизических сил четырнадцать книг, где, в частности, утверждает, что общины последователей ее учения будут определять направление магнитной стрелки земной эволюции. Столь хрустальные перспективы не снились даже Вере Павловне, героине романа Чернышевского «Что делать?», морившей нас еще на школьной скамье невыносимой скукой.

Женщина до кончиков ногтей, Елена Ивановна выдвигает в качестве творческого начала Вселенной не мужицкую Пресвятую Троицу, а некую Матерь мира ‒ весьма пресветлую персону, впрочем, достаточно далекую и внутренне и внешне от Богородицы Марии. Жизнью вертит не промысел Божий, а карма ‒ понятие древне-индийской философии, означающее, что каждый из нас пожинает в текущем бытии сморщенные плоды предыдущих воплощений; мы тысячи раз тянули в различные периоды прозябания под солнцем лямку нравственного и интеллектуального усовершенствования, и конца этой комедии не видно, если человечество не прислушается к огненным глаголам Елены Ивановны не менее красивым, чем перья на ее элегантной шляпе. Идеалом сей ученой дамы является не Царство Небесное, а Шамбала ‒ сверхзасекреченный в снегах Гималаев штаб учителей планеты, откуда универсально энциклопедические умы ориентируют заблудшее людское стадо к новому сознанию. Обитатели Шамбалы неплохо настроены к Иисусу Христу и Будде, но, похоже, путают свечу с кочергой, поскольку питают также симпатии к Марксу и Ленину. Представители Шамбалы, информирует Елена Ивановна, посетили Маркса в Лондоне и Ленина в Швейцарии. Не в итоге ли подобных исторических свиданий нагрянула в России эра концлагерей и до сих пор толком не оплаканных разоренных храмов. «Почтим Ленина со всем пониманием», патетически восклицает поклонница высокой моды, мечтая о плебейской буденовке. Ильич «нёс пламя неугасимого «подвига». «Даже в болезни не покинуло его твердое мышление». Последнее откровение, зафиксированное Еленой Ивановной под диктовку безошибочного космического разума, несколько противоречит медицинским фактам: пролетарский фюрер в конце дней своих не мог оперировать элементарными арифметическими процедурами, умножить два на три.

Призывая «не забывать о мерзких постановлениях сатанистов», гималайская лиса недоумевает, почему «в век культуры люди могут довольствоваться условностями религиозных извращений?». Пора сжечь мощи», ‒ воркует она рыком пятилеток безбожия. «Мы решительно против монастырей…» «Для чего легенда о хождении Христа о ад?» «Мы не любители панихид и пустого обращения к Господу».