Враги народа. Затмение

– Мишель. Я … я тогда, я обманул тебя. Сядь, пожалуйста. Я начну с самого начала, чтобы ты, может быть, смогла понять меня. Но прежде хочу сказать, до того, как начну свою историю, хочу сказать, что теперь, сейчас ты для меня дороже всего на свете, тебя люблю так, как никого и никогда, да я вообще прежде любить то не мог, одной ненавистью жил, да и сейчас во мне борются два человека, но ты делаешь меня лучше, и если ты оставишь меня, я пропаду…

Дмитрий снова замолчал, собираясь духом, чтобы выложить тяжелую, горькую правду, от которой, скорее всего, девушка отвернется от него, как от прокаженного. Мишель замерла, как статуя. Что-то неведомое перевернулось в душе, и в этот момент она поняла, что это и есть та любовь, которая дается свыше, то ли в наказание, то ли в назидание, а, может быть, во спасение, но дается лишь единожды.

То, что она испытывала к Люку, было в тысячу раз меньше. Это была теплая, нежная дружба, которую девушка пыталась принять за любовь. А настоящая любовь была эта, смешанная с болью и страданием, переплетенная нитью страсти, многогранная, многоцветная. Сколько еще слез принесет она с собой?.. Но так всегда и происходит. Иначе не бывает. Иначе, это просто дружба.

Тем временем Дмитрий взял свои эмоции в кулак, и окрепшим голосом приступил к рассказу.

– Родился я в богатой семье. Отец был крупным помещиком, мать тоже из купеческих дочек. В доме всегда был достаток, лучшие вещи, продукты, всё. Но не было главного. Родители ежедневно грызлись, как кошка с собакой, потом отрывались на нас, да не абы как, отец, чтобы выместить свою злобу, брал кнут, которым погонял лошадей и забивал нас до полусмерти. Ни за что, просто, потому что мы с братьями есть на этом свете. Так же забивал он и мать, а потом гонялся за слугами.

Иногда слугам доставалось хуже, чем нам, и эти несчастные люди от побоев умирали. Жаловаться им было некуда, помещикам все дороги открыты. Уже тогда я возненавидел богатеев. Ненавидел отца. Ненавидел всё, что связано с этим классом. Поэтому, когда в России… Прости, я не с того начал, я не Филипп англичанин, как представился тебе вначале. Меня зовут Дмитрий, и я … русский шпион.

Эта фраза прогремела как гром, средь ясного неба. До этого заворожено слушая рассказ мужчины, Мишель даже не понимала, к чему он ведет. А теперь… шпион. Но даже тогда вся картинка подлости еще не сложилась в ее сознании. Она, не в силах, задать самый тяжелый вопрос, который крутился на языке, предпочитала молчать и дослушать до конца.

– Ну, так вот. С ранних лет я видел вокруг себя только подлость, ложь, жестокость и показуху, причем во всем. Отец часто ходил в церковь, но делал он это только для того, чтобы другие видели, чтобы о нем ходила добрая слава, как добропорядочного семьянина, честного помещика, смекалистого человека. У него было много друзей, но никого из них он не ценил. Когда все расходились, отец высмеивал каждого. А после того, как он отстаивал двухчасовые службы в храме, приходил домой озверевший и начинал избивать нас, еще пяти-семилетних пацанов. И тут уж в дело шло всё, что попадалось под руку: дубины, стулья, всё.

Это безумие он называл «воспитывать в страхе Божьем». Я тогда возненавидел и это слово. Показуху видел я и от самих священников. В том храме, в который так часто наведывался отец, служил его друг. Напоказ он усиленно кланялся, говорил сладкие речи, а когда приходил к отцу и они напивались вусмерть, такое говорить начинал, такими словами крыл всех, что даже отцу, этому прожженному помещику становилось не по себе.

Но он смеялся, ему нравился такой разговор, потому они и дружили. Вот почему я презирал всё это. И когда в России стали подниматься знамена революции, я был в числе первых, кто еще подпольно, начинал помогать перевороту. Когда революция всё же отгремела, я оказался в числе безумцев организаторов, которые сносили ту маленькую церковь…

На этом слове Мишель передернуло. Она не смогла смолчать.

– То, что в дом Божий пробрался подлец, это не значит, что вся вера такая. Даже в число ближайших учеников Христа пробрался Иуда. Бог не учит жестокости, не учит показухе, Он учит искренности, порядочности, чистоте, взаимопомощи, только вот не все это понимают, даже из самих служителей Церкви. Во времена Христа тоже были фарисеи, по приказу которых и убили Его…

– Да знаю… теперь знаю, ты научила поведением своим, добротой. Да и после мне попадались другие священники, тихие, смелые, настоящие. И, глядя на них, как они кидаются на защиту своей паствы, кажется, это так называется, я пытался понять, почему? Почему тот был подлецом, а эти – герои, но носят-то они одну рясу….. Только со временем стал понимать, что нужно смотреть на этот вопрос более глубоко. Но это со временем… а тогда нам внушали на политучениях, что человек в рясе – враг, и я глупец, наученный своим горьким опытом, слепо верил этим словам, и поступал с ними, даже с этими добрыми, настоящими, как с врагами.