Враги народа. Затмение

Жан Поль лег пораньше. Неотступная дума после недавнего разговора со странным незнакомцем совершенно выбила профессора из колеи. Сегодня утром, когда ученый, по обычаю совершал утреннюю прогулку по саду, к нему подошел неизвестный человек. Мужчина лет сорока, плотного телосложения, с хищно-прищуренным взглядом, он более напоминал шакала, чем человека, как по взгляду, так и по резким линиям лица, он целенаправленным шагом спешил к профессору, боясь упустить его из виду. Заметив его еще издалека, Жан Поль, обладавший поразительной интуицией на добро и зло, постарался свернуть на другую сторону сада, мало ли что, но опоздал, тот как раз уже приближался к нему. Слащаво вежливо поздоровавшись, без предисловий, незнакомец сразу же заговорил о деле, которое его интересовало.

Он заговорил о том спецоружии, которым занимался Жан Поль на протяжении трех лет. Услышав это, профессор напрягся и сказал, что вообще уже давно не работает над этой темой, чему совершенно не поверил его собеседник. Тот пригрозил, что если профессор будет и дальше упрямиться, сделает только хуже себе. После такого намека, мужчина предложил деньги, большие деньги взамен на чертежи, но Жан Поль понял, что его разработка может уйти в плохие руки, и резко оборвал разговор.

Уходил ученый под канонаду страшных угроз, которые после весь день бешеным маятником крутились в голове. Вот почему Жан Поль был так задумчив и грустен. Он думал, как уберечь дочь и Жанну, как понадежнее спрятать чертежи, чтобы в случае проникновения в дом нежданных гостей, они не были выкрадены. Жан убрал разработки в потайной отдел шкафа, а под подушку положил заряженный револьвер.

Сам же мысленно настроил себя быть чутким, чтобы в случае чего суметь дать достойный отпор.

Наступила полночь.

Мишель не спалось. Она злилась, печалилась, ругала, звала, вопрошала. Девушка пыталась понять, чем она хуже других, чем отталкивает, быть может, излишней вежливостью или искренностью? Наверное, таких не любят, любят других, резких, дерзких, способных на безрассудство, а Мишель не такая, она другая, мягкая, нежная, добрая. Сейчас девушка ненавидела себя и весь мир заодно.

Внезапно в окно постучали. Тихо, робко, как будто сомневаясь. Мишель не обратила внимания на стук, слишком уж сильна была занята своими мыслями, ей показалось, что это ночная птица царапнула о подоконник. Но спустя минуту стук повторился. Теперь он уже был настойчивый, долгий. Мишель вздрогнула. Живя на втором этаже, за высоким забором меньше всего ждешь услышать стук в окно, да еще и в двенадцать ночи. Она приподняла толстую бархатную, вышитую золотыми нитями штору.

– Ой, мамочки! Филипп! – от неожиданности вскрикнула она.

За окном, был Дмитрий, с букетом цветов в зубах, взъерошенный, как дикий волк, и одновременно присмиревший, он являл собой интересное зрелище. Менее всего Мишель ожидала когда-либо увидеть этого человека, и, как ни странно, стала уже забыть его, как прекрасный, удивительный сон. Просто сон. А тут явь….

– Здравствуй, – смущенно прошептала Мишель, открывая окно, – ты чего в таком виде и в такой час? И вообще, ты где пропадал? Я тебя тогда ждала так, ты даже не представляешь, а ты исчез, а теперь вот, в окно лезешь, как вор какой. Что тебе нужно?

С каждым вопросом прежняя обида возвращалась на свое место в сердце девушки, потому что возвращалась и любовь, которую она так старательно перемалывала в пыль гневом и другими, отвлеченными мыслями. С каждым вопросом девушка все более повышала голос, сама поражаясь своей ярости и умению столь сильно злиться. В ответ Дмитрий только удрученно опускал голову все ниже и ниже, как нашкодивший щенок.

На его лице отражалась борьба, которая происходила в его душе, выражавшаяся богатой гаммой чувств: страдание, радость от встречи, дикая страсть, стыд за содеянное, чувство превосходства над соперником, что он там, а Дмитрий рядом с Ней. Еще темного в его душе было много, но … раньше только темное и заполняло его душу без каких-либо просветов человеческих чувств, сейчас время от времени появлялись хотя бы просветы.

– Мишель, подожди, – очень тихо, медленно подбирая слова, начал мужчина. Он не один час готовился к этому, самому важному для него разговору, составлял речь, менял ее раз сто, а теперь, когда увидел печальные и такие прекрасные цвета темного шоколада глаза Мишель, совсем растерялся, но говорить он уже начал, а значит, нужно было, переборов непонятный страх, продолжать разговор и как-то, желательно логично и правдиво его потом закончить.

– Мишель, мне нужно тебе очень много рассказать, а ты должна меня выслушать, – еще тише продолжил он, уже находясь в комнате, и тщетно пытаясь ухватиться взглядом за какую-нибудь вещицу, чтобы найти в ней опору, поддержку. Наконец Дмитрий уставился в какую-то симпатичную картинку, на которой изображался бушующий водопад. Как раз то, что нужно. Такой же водопад сейчас бушевал в его озлобленном, заплутавшем среди лабиринтов чувств и страстей, сердце.