Враги народа. Затмение

В камере Митьки царил такой же хаос радостного возбуждения и ожидания свободы. Зеки подняли неимоверный шум, выламывая двери и решетки. Так долго сдерживаемые страхом и угрозами огромных сроков, они теперь не таили своих эмоций. Кто-то уже вырвался в коридор и, выбив дверь высокого начальства, поквитался за жестокие методы дознания, проводимые накануне вечером. Кто-то уже рыскал по складам, набитым всевозможным продовольствием и редкими вещами, конфискованными у заключенных. Ну, а кто-то бежал изо всех сил подальше от этого страшного здания, от отчаяния, от беды. Среди таких был и Митька. Он выскочил во двор. Здесь была полная неразбериха. Все бежали, суетились, кричали. Смешались арестанты и антоновцы, уголовники и политические, священники, бытовики, иногда среди них промелькивали синие фуражки чекистов, но они быстро исчезали в этой волне, как падающие колосья при жатве пшеницы. Не сразу Митька увидел одиноко стоявшего, смущенного, озиравшегося по сторонам отца Иоанна в своей неизменной, старенькой, развевающейся на ветру черной монашеской рясе, и поспешил ему на встречу.

– Батюшка! Живой!

– Митя, дорогой ты мой! Какое счастье, снова видеть тебя!

Оба радовались, как дети такому неожиданному повороту событий, на мгновение перед глазами воскресла картина былого покоя и гармонии, будто бы даже послышались такие дорогие сердцу звуки пробуждающейся поутру деревни, ароматы весны, перепаханного поля… но после вновь пришлось вернуться в суровую реальность.

– Не будем терять время, батюшка, бежим. Вы пока вперед, я сейчас вас догоню, только найду быстро одного человека, с которым в одной камере сидел, он обещал в случае чего нас надежно укрыть у своей сестры. И этот случай, благодарение Небу, настал.

– Хорошо, Митя, догоняй.

Иоанн пошел быстрым шагом вперед. Как давно он не видел солнца, еще такого теплого, ласкового солнца догорающей осени, не вдыхал воздуха, чистого, свежего, не наблюдал неба, синего, безбрежного. Еще минута, и он оказался за пределами тюрьмы, разбомбленной, раскуроченной, разобранной на кирпичики самими арестантами с потрясающей скоростью, подгоняемой накопившейся за это время, долго сдерживаемой яростью.

Митька бежал во весь дух к стоявшему у стены высокому, худому мужчине с бесконечно печальным взглядом. Это был тот самый человек, который и обещался сокрыть Митьку и его друга, батюшку. Он сейчас, впервые за полтора года находился на вольном воздухе, и оттого совсем растерялся, забыл, как это ходить, дышать, жить…

Осталось всего лишь каких-то двести-триста метров, да обогнуть ряд хоз. построек, что Митька собирался сделать за несколько секунд. Но внезапно острая боль прожгла левое подреберье. Митька от неожиданности пошатнулся и упал навзничь. И уже, почти теряя сознание, успел увидеть отвратительный, звериный оскал того самого зэка, которого он еще в первый день своего пребывания в тюрьме проучил за наглость. Зэк не забыл того случая, и ждал, как игуана, удобного момента отомстить. Удобный момент представился.

Смачно сплюнув на лежащего Митьку, уголовник поспешил развязной походочкой на волю.

Отец Иоанн заволновался. По всем подсчетам Митька уже давно должен был нагнать его.

– Ах, зачем я послушал его, почему же не пошел вместе с ним! – сокрушался батюшка, с трудом передвигая опухшие от долгого пребывания в сырости и холоде ноги.

Да. Здоровье и без того слабое сильно пошатнулось за эти месяцы заточения. Разрывающие легкие кашель, уже которую неделю не давал покоя, но в стрессовой ситуации батюшка, казалось, и не замечал этого, а теперь все беды навалились разом, придавив к земле матушке пудовой тяжестью. Иоанн присел на старый пенек. Мимо штормовой волной проносились освобожденные и покидающие место происшествия антоновцы, но батюшка уже не видел их. В глазах затуманилось, и окружающая картина превратилась в одно, желто-красное пятно.

Видимо, не выдержал этот сильный человек таких нагрузок. Бесконечные переживания, голод и холод, побои, а теперь вот и быстрая пробежка, подкосили его. На миг стало невыносимо тяжело, будто бы пришлось выдерживать огромные космические перегрузки. Странный гул заполнил все и вся, а потом перешел в тихий свист. Но потом все это прошло, и появилась удивительная легкость, покой. Батюшка оглянулся.

Он сидел на том же пне, но мимо не проносились обезумевшие от пережитого горя люди. Было тихо и безлюдно, только лишь с ветки на ветку перелетали какие-то причудливые, не известной породы, певчие птички. Иоанн поднялся. Странно. Былой тяжести, как не бывало, и сердце не колет, как иглой, и кашля нет, наоборот, как-то радостно на душе, только почему? Непонятно.

Внезапно прямо перед отцом Иоанном зажглось мистически прекрасное сияние, и в нем появилось три очень высоких человека в белом. От этих людей, как две капли воды похожих друг на друга, веяло таким добром, теплом, что Иоанн невольно заулыбался, как давно в детстве, когда к нему приходила мама, даже нет, еще больше.

– Здравствуй, Иоанн, – не открывая уст, телепативно произнес первый незнакомец.

Точно также, мыслью ответил и Иоанн: