Враги народа. Затмение

Теперь отцу Иоанну предъявлялись уже другие обвинения, вплоть до союза с беляками и даже западными спецслужбами. Это был бред, причем полный, но и то, что творилось в стране, разумным и логичным назвать было нельзя. ⁶³

– В общем, так, – деловито провозгласил уже четвертый по счету следователь, – вы же умеете исповедовать людей…

Батюшка не сразу понял, к чему ведет этот человек.

– А вы хотите исповедоваться? – удивился он, на что услышал оскорбительно дикий хохот.

– Я?! Я что с ума сбрендил что ли? Исповедаться! Ха! Нет, мне нужно другое. Я получил информацию, что твои сокамерники к тебе стали относиться очень даже благодушно. Так вот, я спрашиваю: можешь ли ты их исповедовать?

Следователь специально делал упор на «ты», хотя был втрое младше батюшки, и повторял «я» с каким-то пафосом и осознанием собственной гениальности.

– А зачем вам это? Простите, но я не пойму…

– Зачем, зачем! После расскажешь, какие грешки за кем водятся. Нужно же хоть какую-то пользу выудить из бредятни вашей!

– Что?! – возмутился отец Иоанн: – Вы думали… вы думаете, что я раскрою тайну исповеди? Да никогда на свете! Никогда, слышите?!

– Вот идиот! – рявкнул следователь и отвернулся к окну: – Тебе же хуже. У тебя был шанс. Был. Увидите гражданина, допрос окончен.

Грубо подталкивая, батюшку вывели из кабинета. Что-то болезненное, горькое, негасимым пламенем жгло сердце. Батюшка никак не мог понять, ну как же можно быть такими циничными, подлыми людьми. Их даже язык не поворачивается людьми то назвать.

Этой же ночью отца Иоанна повели в какой-то кабинет опять. Этот же следователь, которого священник видел утром, встретил его брезгливым, ненавидящим взглядом.

– Ну, что поп! Не хочешь быть полезным по своему профильному назначению, будешь полезным в другом… Стране нужны новые достижения, науке нужны новые открытия. А какие открытия могут быть без опытов? Не правда ли?

– Наверное… – предчувствуя недоброе, пролепетал священник.

– Вот. Опыты без подопытных мышек и лягушек не проводятся тоже. Верно?

– Я не знаю… я не ученый…

– А я знаю, – усмехнулся следак, – отныне нарекаю тебя мышкой нарушкой.

Теперь следователь уже не скрывал своего торжества, он окрикнул охранника, что-то быстро шепнул ему и расхохотался в лицо озадаченному батюшке. Не знал еще отец Иоанн, что на следующий день его, в числе других «крепких орешков», собирались поместить в бокс-лабораторию, только начинавшую свою кощунственную деятельность, где профессора, продавшие свои души силам зла, проводили опыты над человеческим мозгом. Этот вопрос интересовал новую власть особенно сильно, и на исследования были брошены крупные финансовые инвестиции. ^{64 65 66 67 68 69}

41.

Рассвет. Сколько тепла, надежды, радости сосредоточено в этом слове! Сколько красок очарования жизни в нем! Пробуждая всё сущее и разгоняя тьму ночи, зоря вселяет в сердце человека веру, что новый день будет лучше, справедливее вчерашнего, что впереди, за линией горизонта еще ждет долгожданное счастье, мир и покой. Этот рассвет был какой-то особенный, что сразу почувствовал отец Иоанн, который не мог уснуть всю ночь после странного, страшного разговора с представителем ЧК. Удивительно, сейчас, когда минула ночь, на душе уже не было нагара хаоса, страха и отчаяния, наоборот, что-то новое, теплое, согревающее зажигалось в ней, как тоненькая восковая свеча в руках молитвенника. Отец Иоанн тихонько наблюдал за спящими сокамерниками, которые за эти месяцы стали ему совсем родными.

Внезапно оглушающий грохот сотряс тюрьму.

– Что? Что это? Война? Землетрясение? – в один голос прокричали перепуганные, еще заспанные арестанты.

За дверью поднялся шум тревоги. Десятки тяжелых сапог проносились мимо камеры. Можно было сделать вывод, что охрана и находившиеся в здании чекисты бегут, как крысы с тонущего корабля. Через минуту взрыв прозвучал с удвоенной силой, потом еще и еще. От этого грохота ужасно болела голова и, казалось, разрывалась на части. Самое плохое, что нельзя было найти ответ на вопрос, что же это на самом деле?

Следующий взрыв обрушился совсем близко от стен камеры, там, снаружи, с воли, там, где осталось всё самое любимое и дорогое. И в момент, когда заключенных осенила догадка «это штурм», в стене образовалась огромная дыра, в которую могли пролезть, по крайней мере, два упитанных человека.

– Вот это да! Мы спасены! Братцы, мы спасены! Это – поповы молитвы до Бога дошли! Уррра!

Люди, ослабевшие за месяцы заточения в холоде, сырости, темноте и угнетении, сейчас смеялись и плакали, обнимая друг друга, ведь они уже не чаяли выбраться отсюда когда-нибудь живыми. Глядя на эту картину, сложно поверить, что еще совсем недавно, в камере правила лишь ненависть и злоба. Теперь же взамен былой духовной разрухи пролегла тропинка человеческих отношений и зарождающегося стремления к добру.

– Бежим! Бежим, пока охрана не спохватилась, – в один голос прокричали люди и ломанули на волю.

Один только Иоанн замялся в смятении, ему нужно было найти Митьку, без него он не мог бежать.