Враги народа. Затмение

По восставшим открыли огонь на поражение. Первым упал Арсений Гаврилович, жена, кинувшаяся к нему на помощь, упала второй, рядом. Следом пали Андрей и Василиса, парень всячески старался укрыть своим телом девушку от поражающих пуль, но это было бесполезно. Одно успокаивало его, когда он понимал, что это конец, только то, что теперь он и Василиса точно никогда не расстанутся и уйдут вместе, рука об руку туда, где нет зла, лжи и насилия, туда, где они будут счастливы в отличие от тех, кто шел сейчас на людей с диким выражением перекошенных лиц и стрелял, стрелял, стрелял. Последним упал Александр, дерущийся, как медведь, даже тогда, когда в него вогнали пять пуль.

– Всё, кончили их! – ухмыльнувшись и сплюнув в стону погибших, произнес командир взвода. – Можно идти восвояси и пить чай с вареньем. Приказ выполнен.

Взвод, как группа роботов, развернулся на девяносто градусов и пошел домой.

39.

Не знал маленький Сережка, что некуда было больше возвращаться ему, что убили его мамку с папкой, таких родных и заботливых. Не знал, но в сердце поселилось что-то тягостное, неведомое прежде, какое-то необъяснимое предчувствие беды, которое мальчик всеми силами гнал от себя. К вечеру дед Миша развез всех, последним был Сережка.

– Ну, что ребетенок, – с грустью подмигнул ему дед Миша, давай твой адресок, будем искать твоих родственничков.

Вместе они попытались разобрать написанное на листке и еще два или три часа бродили по оживленному, шумному городу, спрашивая у прохожих. Когда зажглись первые звезды, и на мир опустилась темная ночь, Сережа подошел к двери незнакомого ему дома. Дед Миша помахал ему на прощание и уехал, он хотел успеть вернуться до утра, но только куда вернуться…. А Сережа, помедлив немного, робко постучал. Ответа не последовало. Помявшись и подумав о том, что, быть может, и не стоит беспокоить людей, которых он и не видел-то никогда в жизни, Сережа опустился на несколько ступеней вниз, но после, вспомнив наставления матери и отца, все же вернулся к заветной двери и постучал чуть громче. За дверью послышался шум, движение. Через несколько секунд она с пронзительным скрипом открылась. На пороге показался высокий, лысеющий мужчина. Он окинул мальчика пустым взглядом с ног до головы и спросил до неожиданности в грубом тоне:

– Чего тебе попрошайка? Денег надо? Так нет ничего. Пшел отсюдова.

– Я не попрошайка! – гордо ответил Сережа, он не привык, чтобы с ним обращались так, как с собакой, он рос в хорошей семье, но, видимо, не все на Земле люди хорошие… – Я не попрошайка. Я родственник ваш. Тетя Шура тут живет?

Мужчина округлил глаза, такого взрослого и смелого отпора он не ожидал. Потом присвистнув, он позвал жену:

– Эй, Шур, к тебе тут пришли.

Вскоре на порог вышла дородная женщина лет сорока. Первое, что бросалось в глаза – это большие, красные руки. Она не один год пропахала на заводе, что так сильно отразилось на руках. Крупное, ничего не выражающее лицо, немного вздернутый, недовольно нахмуренный нос, чуть раскосые голубые глаза. Вот и весь портрет этой женщины, которая должна была на какое-то время заменить Сереге мать, Елену, такую милую, добрую, теплую, хрупкую.

– Чего тебе? – как и муж спросила Шура.

– Теть Шур, – уже тише начал мальчик, сомнения всё больше тревожили его душу, – я сын Елены, вашей младшей сестры. Сегодня в деревне начались какие-то беспорядки, меня прислали к вам пожить немного. Можно?

– Ой, опять эта Ленка, всю жизнь с ней одни проблемы! Что они там еще натворили! И не могут же никак жить по-человечески. Что там у них постреленок?

– Я не знаю, шумят всё, дерутся…

– Ну, я ж говорю! Беда прям с этими Громовыми. Ну, ладно проходи, что ж не звери же, найдем угол-то.

Сережа понуро вошел в чужой дом. Чужой. Это стало ясно сразу.

– Иди, вымой руки хорошенько, скоро ужинать будем. Иди вон познакомься с сестрой и бабкой. Кстати, жить ты будешь в комнате бабки, она всё равно уже доходит…

Бабкой Шура называла бабушку мужа, Аграфену Никитичну, которая на старости лет осталась совсем одна, вдова, сломленная болезнями и нищетой. Эта прекрасная женщина с кристально чистой душой надеялась найти приют в доме детей, но она ошиблась. Сейчас, проводя день за днем в запертой, душной комнате, ежесекундно выслушивая проклятья Шуры и своего внука, Семена, который совершенно не имел собственного мнения и делал всё только так, как говорила ему жена, несчастная, оставленная всеми Аграфена Никитична, корила себя за то, что приехала сюда, ведь видела же, что не нужна совсем, но не думала, что люди могут быть настолько жестокими, циничными, безразличными. Не думала.