Враги народа. Затмение

– А почему они слепые и глухие? Они же все видят хорошо, и слышат?

– Всё… да не всё, что нужно…

– А что ты им должна отдать?

– Всё, что я им должна была отдать – я отдала, а большее не их ума дело. Подойти поближе, мой дорогой, я кое-что рассказать тебе хочу, важное.

Сережка подбежал к бабушке. Удивительно, такого ясного взгляда он не видел давно, в прежние дни, бабушка почти уже не приходила в сознание, ей было очень плохо, но сейчас видимо, стало полегче, чему малыш искренне обрадовался.

– Жила я всегда честно, старалась каждому помочь словом и делом, – начала свой рассказ Аграфена Никитична: – Сама я родом из бедной, но очень дружной, работящей семьи. Каждую копейку считали и знали цену всему, но самым главным для нас всегда было благо не материальное, но духовное. Однажды отправилась я в город, продавать связанные мною кофточки, платки, носки. Здесь-то меня и приметил прибывший по какому-то делу английский военный. Он был из высоких кругов, но это происхождение не превратило его в заносчивого богатея, напротив, это была сама вежливость, сама доброта. Мы стали друзьями, самыми лучшими на свете друзьями. Ему я могла доверять сокровенное, тайное.

Мы собирались пожениться. И в качестве свадебного подарка, этот человек преподнес мне множество разных украшений, которые в его роду передавили из поколения в поколение, и которые я бережно спрятала в узелок, как память, самую дорогую, самую ценную. А после его вызвали куда-то воевать. Он обещал вернуться, но не вернулся.

Убили его. Я долго плакала, лет десять. Потом уже родители насильно вытолкали меня замуж за деревенского мужичка, неплохого, но… но это неважно… Только этот узелок с подарками и грел мне душу все эти годы. Когда грянула первая революция, я его спрятала от греха подальше, ведь было бы очень больно, если бы нечестные люди отняли у меня то, что я хранила даже когда есть было нечего. Вот я и спрятала.

А теперь прошу тебя, мой милый, быть внимательным и запомнить то, что я тебе скажу. Узелок закопан в деревне Боголюбово, у подножия высокого холма, того, что возвышается у озера. Он там один, и озеро тоже одно. Когда я уйду с этой Земли, я встречусь с этим человеком в другом, лучшем мире, а вещи могут сослужить добрую службу живущим здесь. Запомни, продавать украшения можно только в самом крайнем случае, только, если кому-то срочно нужна будет помощь. Я могу тебе доверять, о чистое дитя?

– Да, конечно, – совсем растерялся мальчик.

– Давай несколько раз с тобой повторим название, чтобы оно у тебя запечатлелось в памяти. Только никому, никогда, в особенности т. Шуре и Степану не говори ту тайну, которую я тебе поведала. Хорошо?

– Хорошо, Аграфена Никитична.

Они повторили раз десять местоположение клада, и когда женщина убедилась, что Сережа все понял, она отправила его спать. Этой ночью ее не стало.

40.

После разгрома деревни Покровки, антоновцы сосредоточили все свои усилия на еще более активной борьбе. Теперь уж точно назад хода не было, нужно идти только вперед, не оглядываясь, не думая, что будет дальше. Люди всё прибывали в отряд зеленых, что с одной стороны было хорошо, армия наращивала свои силы, но с другой, таким большим составом непросто управлять, следить за каждым, держать боевой дух.

Зная это, чекисты стали запускать своих «наседок», которые имели перед собой цель, деморализовать солдат, внушая им, что от этой войны не будет никакого прока, что советская власть простит их грешных, если они покаются и сдадутся. Конечно, «наседки» действовали очень аккуратно, проводили свою пропаганду ненавязчиво, обычно во время тихих посиделок, да задушевных бесед, и, как то ни грустно, на значительную часть армии эта подрывная работа произвела сильное воздействие. Люди начали сомневаться. Но пока еще они стояли на распутье и по-прежнему безукоризненно выполняли поручения главной тройки.

На этот раз задачей №1 был разгром одной из тюрем, в которой томились тысячи тысяч честнейших людей, в которой также сидели отец Иоанн и Митька. И это решение было как раз вовремя.

Уже месяц как несчастные арестанты находились на краю пропасти. Их перебирали, как картошку: кого на жарку, кого на варку, а кого, так выбросить за ненадобностью, негодностью. Не было дня, чтобы кого-нибудь не водили на страшные допросы: как они проводились, слышала вся тюрьма, и от этих душераздирающих криков нельзя было ни спрятаться, ни скрыться. Закинув в камеру одного, чекисты брались за следующего. На исходе августа следаки вновь обратили свое внимание на истощавшего, изможденного батюшку, отца Иоанна. Они уже сами не знали, какую вину ему предъявить, ведь ни Александра, ни братьев Снеговых уже не было на Земле матушке, и выколачивать показания по местопребыванию их уже не было смысла, но была директива сверху, в которой четко сказано, что священники – одна из первых категорий «врагов народа», которым не должно быть пощады.