Врата небесные

– Исаак не только не твой сын, Аврам: он не сын Сары. Она тебе солгала, но не обманула тебя. Дитя было зачато и выношено в другом чреве. В сговоре с царицей Кубабой она разыграла беременность и роды. Как они провернули эту хитрость?

– Мне безразлично как, – возразил Аврам, – но интересно зачем. И у меня есть ответ. Это я подтолкнул Сару к подлогу, я вынудил ее обмануть меня, я без конца твердил ей, что мой Бог возвестил мне рождение ребенка, и она не осмелилась ослушаться. Под каким тяжким гнетом она оказалась! Она пошла на этот обман ради меня. Она ввела меня в заблуждение, но не насмеялась надо мной.

– Ты ее отвергнешь?

– Она исполнила волю Господа: дала мне ребенка. Я никогда ее за это не упрекну. И Исаака тоже.

Он схватил меня за руку и заглянул мне в глаза.

– Гора в пустыне меня спасла. Подле жертвенника я стал отцом, Нарам-Син, я наконец стал отцом. Я стал думать об Исааке больше, чем о себе. Я ощутил его полное доверие и осознал, что нет на свете дара дороже. Да, теперь я отец, и нет в этом ни голоса крови, ни желания обладать, ни эгоизма[75].

На подходе к нашему стойбищу мы тотчас заметили Сару. Уже не один день смертельно встревоженная, она не знала, что случилось с ее мужем и ребенком, и вышла навстречу шедшим издалека путникам. Опередив ее, ко мне кинулся мохнатый шар: Роко праздновал возвращение хозяина. Узнав нас, Сара застыла. Ощутив облегчение, она лишилась сил. Аврам с Исааком на руках радостно побежал ей навстречу.

– Прости, моя госпожа, что мы ушли, не предупредив тебя. Но мы к тебе вернулись.

Сара не могла уловить, что стоит за этими словами, но понимала главное: Аврам жив, Исаак жив, и они вернулись к ней.

Аврам протянул ей младенца:

– Я люблю тебя, Сара. Я люблю Исаака. Вот наш ребенок.

Последнее замечание встревожило чуткую Сару. Раз Аврам это подчеркнул, значит у него были сомнения. Она расстроилась, и в ее зеленых глазах вспыхнул страх.

Аврам отдал ей ребенка и стал беседовать с помощниками, которые подходили один за другим; я тем временем шепнул ей на ухо:

– Он знает все.

– Что?

– Знает, что это не твой сын. И не его.

Нура задрожала, как лист на ветру.

* * *

Аврам вернулся к пастухам одухотворенный; он вынашивал многие нововведения. В седьмой день недели на поляне, окаймленной кряжем, он созвал всеобщее собрание. Рельеф этого места служил естественным резонаторным ящиком, и оратор, занявший удачное положение, был слышен всем. Сошлись сотни пастухов с семьями. Аврам, в окружении двенадцати помощников, объявил, какие предстоят новшества.

Прежде всего, он меняет свое имя и имя супруги: отныне Аврам будет зваться Авраамом, а Сара – Саррой. Нура вздрогнула и прижала пальцы к губам. Я стоял среди кочевников и восхищался мудростью этого вождя. На древнееврейском Авраам означало «отец толпы», «отец множества», а позднее стало пониматься как «отец народа», «отец многих народов». Это изменение утверждало пересмотр своей роли: Авраам отныне не родитель ребенка, но ответственный за группы людей. Его отцовство возносилось из физического в духовный план и определяло покровительство над огромной семьей, сообществом людей, которые будут считать себя братьями и сестрами. Я хорошо понимал и чувства Нуры: имя Сара понималось как «моя госпожа», а Сарра – как «госпожа». Сколь многое было этим сказано… Авраам давал ей понять, что отныне он ей не хозяин и она принадлежит народу. Он тонко намекал ей на свое открытие, что Исаак не их сын, и предлагал решение: их союз занимает более высокую ступень. Он отвергал генеалогию крови и выдвигал генеалогию власти. Переводя Сару из ранга «моей госпожи» в ранг «госпожи», он присваивал ей более высокий статус. Она услышала эту весть и с нежностью взглянула на мужа. Таким крещением этот отчаянно добрый человек возрождал их супружество: Авраам и Сарра уходили от неудачи, постигшей Аврама и Сару, и вступали в новую жизнь[76].

Открытие Авраама, что он не отец ребенка, поначалу ранило его, а затем освободило; я догадался об этом, слушая его речь. Избавившись от условностей, он стал набирать высоту. Он перешагнул кровное родство и озаботился другим, непостижимым родством, которое связывало его с Богом и делало его подопечных Божьими чадами.

Он совершил и другой решительный шаг: посоветовал двенадцати кланам сплотиться теснее, прибегнув к обрезанию. По толпе людей пробежал трепет. Я тоже был ошеломлен. Удалять крайнюю плоть, покушаться на телесную цельность, вторгаться в интимную сферу… Людей охватило отвращение. Я предположил, что они от Авраама отшатнутся.

Но они слушали, затаив дыхание.