Я ходил по пастбищам, и голова моя раскалывалась. Едва я услышал про клей, как тотчас понял, что так оно и есть! Множество разрозненных одолевавших меня подозрений, все эти странные впечатления, которые я старательно вытеснял, – все внезапно связалось. Странная плотность пленки, соединявшей два пальчика, отсутствие молока, неестественное поведение Сары и кормилиц, окружавшие беременность тайны… Эти подробности выстраивались в единый ряд: Нура не была матерью Исаака. Иначе почему она не позволила, чтобы я ее обследовал? Почему никогда не обнажала грудь? Ее роды прошли вдали от наших глаз, во дворце Кубабы, и мы увидели ее, когда все уже свершилось. Несомненно, у них с царицей был сговор. Не иначе, они сговорились, уединившись за закрытыми дверями, когда до нас то и дело долетал их смех, а потом Сара сообщила нам две новости: что мы можем обосноваться в царстве Киш и что она беременна. Кубаба снабдила ее своими знахарями и повитухами и превратила свою спальню в родильную палату. Мистификация! Ну конечно, эти две женщины инсценировали рождение Исаака.
Из шатра Аврама донесся вопль:
– Нет!
Этот вопль меня оглушил. Аврам обнаружил, что Исаак не его сын. Он мучительно спрашивал себя, кто его отец. А я задавал себе и другой вопрос: кто мать ребенка?
Приглушенная жалоба раздалась еще раз. Аврам пытался обуздать свое горе.
Признаться ли? Несмотря на ужас, который я испытывал перед этими бессовестными интригами, что-то во мне ликовало: у Нуры не было ребенка от другого мужчины.
Утром Аврам вышел из шатра босиком, с распахнутой грудью; он держал на руках Исаака. Кормилица семенила за ним и умоляла вернуть ей ребенка, которого не успела докормить. Не внимая ее мольбам, он взял несколько бурдюков и ушел, неся спеленатого младенца как тюк тряпья. Он пересек наше стойбище. Кто-то из пастухов хотел его сопроводить, но получил резкий отказ. Аврам перешел ручей, в котором женщины полоскали белье, треща как сороки, и двинулся в неожиданном направлении.
Не теряя времени, я привязал Роко к столбу, взял котомку и пустился вслед за Аврамом. От него исходил дикий гнев. По бледному лицу, обескровленным губам и налитым кровью глазам я прочел, что он провел бессонную ночь и был истерзан горечью. Намеревался ли он избавиться от гнева или был движим им? Он шел не оборачиваясь, но я на всякий случай держался поодаль.
В полдень Аврам остановился, сел на камень, поправил свою длинную белую накидку, глотнул воды и подкрепился гранатом. Покормил Исаака козьим молоком из бурдюка. Это меня успокоило: раз он его кормит, значит не бросит. Да, он делал это с отвращением: отвернулся, нахмурился, нога раздраженно дергалась. Но он покормил младенца.
И продолжил путь. Тени удлинились. Над ним, издавая пронзительный писк, кружили коршуны. Аврам вышел к каменистой пустоши, поросшей клочьями иссохшей травы. Да, он направлялся к пустыне. Когда его одолевало беспокойство, он всегда шел туда, чтобы посоветоваться со своим Богом. Как опрометчиво было взять с собой малютку, которого он обрекает на жару и сушь!
Меня охватил страх: а вдруг совет ему не нужен, и он хочет призвать Бога к ответу: «Вот обещанный ребенок, забирай его, ты меня обманул»? Он в бешенстве и злится на Сару, на Исаака, на себя самого. Почему бы ему не разозлиться и на Господа, не оставить мальчонку среди раскаленных скал, в этом доме его Бога?
Настали сумерки, и он остановился. Я укрылся за грудой камней и наблюдал. Краски померкли. Мы находились на границе мира растений и мира камней. Из первого, недавно нами покинутого, вскинулись в небо скудные пальмы, ветер шевелил их листья, и они издавали шелковистый шорох. Цапли вспархивали и тотчас опускались в кваканье тростников. Аврам снова позаботился о мальчонке и улегся спать. Я прервал наблюдения, опустился на землю и подкрепился сухим инжиром, жестким снаружи и похожим на мед внутри.
Вдруг слева хрустнул гравий. На земле распластался чей-то силуэт. Кто там прячется? Голодное существо, готовое на все? Грабитель, выжидавший, когда я усну, чтобы меня обчистить? Я притворился, что ничего не вижу, оглядел окрестность и внезапно кинулся на незваного гостя. Тот вскочил, бросился наутек, но я его поймал, сбил с ног и прижал к земле. В лунном свете я увидел озлобленную физиономию Элиезера.
– Как?! – воскликнул я. – Ты шпионишь за мной?
– Нет! Это ты меня преследуешь.
Я ослабил хватку. Мы встали на ноги. Потирая бока, он подозрительно спросил меня:
– Почему ты следишь за Аврамом?
– Я знаю, что он страдает.
– Я знаю, отчего он страдает, – вздохнул Элиезер, – но никогда этого не скажу.
У него было доброе имя и честное лицо. Все говорило о его надежности. Однако я уточнил его намерения:
– Элиезер, если Авраму так и не удалось бы произвести потомство, ты должен был бы ему наследовать?
– Он предлагал мне.
– После рождения двоих его сыновей ты теряешь эту возможность.
– Вот и хорошо, мне это не нужно.