Врата небесные

Я украдкой подобрался к Аврааму и описал ему положение дел. На мгновение я заметил в небе крапчатые переливы, разноцветный вихрь в сопровождении шелеста перьев и пронзительных криков, и все исчезло. Эта тайная радуга взметнулась над женским флигелем. Или мне привиделось? От жажды померещилось?

На возвышении внезапно возник самодовольный Нимрод. Он разглядывал иудейских вождей с наслаждением, которое многократно возросло, когда его взгляд отыскал Кубабу. Ну а я, величина ничтожная, заслуживал лишь мимолетной искры презрения, тотчас погасшей, – так тиран обозначил забвение откровенностей, коими он некогда меня удостоил.

Он спустился, приблизился к царице и склонился над ней:

– Моя дорогая Кубаба, наконец-то! Я уж и не надеялся увидеть тебя в Бавеле.

– Я тоже, Нимрод, даже в самых страшных снах.

Он делано усмехнулся:

– Не знаю, почему я так долго топтался на месте, прежде чем завоевать Киш? Может, потому что я так тебя люблю… Ну а теперь что же мне с тобой делать?

– Ах, не беспокойся, я умираю, тем более после этого жуткого путешествия.

– Умираешь? Да ты уже не один десяток лет умираешь!

– Как и все мы, Нимрод. Смерть – это единственное, в чем мы уверены.

Затем Кубаба оставила жалобный тон и жестко проговорила, яростно глядя тирану в глаза:

– Взгляни на меня, Нимрод. Я не умираю, я мертва. Почему? Ты взял мой народ в плен и держишь его в неволе. Я жила лишь ради него, ради его счастья и благоденствия. Украв его у меня, ты лишил меня смысла жизни.

– Ты проиграла, Кубаба.

– Я проиграла, но что выиграл ты?

Вопрос смутил тирана; его спесь мигом улетучилась, и он не нашелся, что ответить. Задетый за живое, он отошел в сторону и обратился к иудейским вождям.

– Который из вас зовется Авраамом?

Тот вышел вперед и воскликнул звучным бронзовым голосом, внушавшим уважение:

– Где Сарра? Где моя жена?

Нимрод встал перед ним и смерил его взглядом. Несмотря на высокий рост, доспехи и стремление внушать трепет, он казался смешным и нелепым рядом с Авраамом: тот был подтянут и сосредоточен, его сила исходила от благородства облика и величия души. Мудрая зрелость бросала вызов человеческой несостоятельности. Несмотря на свое тщеславие, Нимрод это почуял.

– Ты и есть их вождь?

– Был. Где моя жена?

– Где твоя армия?

– У меня нет ни оружия, ни армии. Где моя жена?

– Какой же ты вождь без армии?

– Мы, кочевые пастухи, обходимся без городов, храмов и армии. Где моя жена?

– Вождь, который не может защитить ни себя, ни свой народ?

– Я знаю другое оружие: гармонию, справедливость и молитву. Где моя жена?

– Молись побольше. Та, которую ты называешь своей женой, отныне принадлежит мне. Я давно ее искал.

– Но она тебя не искала!

– Ты многого не знаешь, бедняга.

– Где моя жена?

Нимрод пожал плечами и снова взгромоздился на возвышение.

– Я не буду с тобой ссориться, Авраам. Она упросила меня сохранить тебе жизнь. И твоим двенадцати помощникам. Откровенно говоря, ваша судьба мне безразлична, я доставлю ей это удовольствие, подержу вас в тюрьме. А вот ваш народ мне пригодится, крепкие здоровые пастухи и пастушки будут отменными рабами на строительстве Башни. Но не считайте себя в безопасности: если вы учините то, что может вызвать мое неудовольствие, пеняйте на себя. Мои львы, тигры и крокодилы обожают свежатину.

Двенадцать помощников понурились. У Авраама на шее вздулись вены. Он удержался от реплики, побагровев от подавленного гнева.

Неожиданно на плацу показался Месилим и устремился к Нимроду:

– Повелитель, страшное предзнаменование.

– Я занят.

– Этой ночью было лунное затмение. Я тысячу раз говорил тебе, лунное затмение предвещает катастрофу. Тогда я углубился в мой справочник – сколько же табличек я перерыл! К несчастью, выявилось соответствие между лунным затмением и властелином. Предречено, что после этого затмения будет ветер как вчера, ворсистые облака, и властелин умрет! Непременно![80]

Нимрод испуганно съежился. Месилим стал повторять свой рассказ. Нимрод нетерпеливо прерывал его, желая знать подробности, а астроном пересказывал снова и снова. Как и его брат, он не слушал и не отвечал на вопросы. А может, одурел от бессонной ночи, проведенной в наблюдениях? Месилим, захваченный своей идеей и мусоливший ее без конца, был на пределе сил, как и Гунгунум.

– Коль скоро и небо, и таблички предсказывают некое событие, – продолжал он, – я ищу подтверждений. Я обращаюсь к Божеству. Я посвятил этому все утро, Нимрод, целое утро. С самого рассвета я много раз обращался за советом к высшим силам. Исследовал печень, рылся в кишках. Лично я предпочитаю печень, она точнее, чем кишки. Печень – это зеркало Богов[81]. Пятнадцать жертвенных животных за утро!

– Что? – воскликнул Нимрод.

– Печень голубя, зайца, ягненка… все говорит о том же.

– О чем?

– Их кровь еще на этих руках, Нимрод.

Месилим воззрился на свои руки, будто увидел их впервые, затем отер о тунику, продолжая болтать:

– С помощью внутренностей я переговорил с Уту[82], Богом Солнца, сыном Нанны, Бога луны.

– Я знаю! О чем говорит печень животных?