Врата небесные

– Как удобно делать запрос днем! Незачем дожидаться ночи. Задаешь вопрос, и хоп! Читаешь по печени ответ.

Он поскреб в затылке, посмотрел на своего хозяина и проговорил:

– Царь умрет.

Нимрод побледнел:

– Я?

– Печень всех животных говорит об этом. Это обещает луна. Это подтверждают таблички.

При этих словах Кубаба оживилась. Я бросил на нее вопросительный взгляд: она весело подмигнула, давая понять, что содержание этих табличек было скорректировано не без ее участия. Она ликовала, потому что исследование потрохов лишь подтвердило ее подлог.

– Завтра царь умрет.

– Завтра? – поперхнувшись, прошептал Нимрод.

– Это однозначно, – подтвердил Месилим, который в кои-то веки прямо отвечал на вопрос.

У Нимрода перехватило дыхание, и он сбросил часть своих доспехов. С него градом катил пот.

– Завтра…

– Завтра! Если только…

Нимрод вздрогнул:

– Говори!

Месилима страшно беспокоил беспорядок в его внешнем виде, и он окликнул служителя:

– Мне стыдно, что я предстал перед моим господином с грязными руками. Принеси мне воды поскорее.

Нимрод вцепился ему в горло:

– «Если только» что?

Месилим сокрушенно покривился:

– Какая жалость – надо думать, я вызываю у тебя отвращение, ведь я не позаботился вымыться и переодеться.

– «Если только» что? – проревел Нимрод.

– Если только, повелитель, ты не прибегнешь к процедуре замещения. Это средство работает безупречно. Достаточно назвать завтра утром временного правителя. Ты заменишь себя обычным человеком, которому передашь государственные регалии. Этот царь-на-день немного покрасуется, а потом его зарежут. Таким образом, предсказание сбудется, царь умрет, и предзнаменования снова станут благоприятными. Ты вернешь себе регалии и трон.

Нимрод с облегчением выпрямился. Он обвел взором собравшихся и без колебаний ткнул пальцем в меня:

– Ты, целитель, завтра займешь мое место, и тебя казнят.

* * *

Меня бросили в темницу.

В подвалах женского флигеля имелись одиночные камеры. Ни от кого из бавельцев я о них не слышал. Для тайной расправы – тайная тюрьма. Эти скрытые темницы позволяли тирану вершить неправедный суд. Это была череда ям, соединенных узким коридором и разделенных бронзовыми решетками. Эти темные, слепые, отрезанные от дневного света ячейки были так неглубоки и малы, что вынуждали пленника пригибаться и не позволяли ему вытянуться на земле.

Не хватало воздуха. Я задыхался от жары и тесноты. Моя камера была предвестием могилы, я барахтался и в ней, и в бессвязных мыслях: то я страшился смерти, то вспоминал, что однажды уже преодолел ее, и мысли бежали по кругу. В основе этого смятения был конфликт двух сущностей: тела и мозга. Тело испытывало утробный ужас перед гибелью, а мозг напоминал, что я не погибну. Поверх этого поединка витала мысль о Нуре: что Дерек с ней сделал? Может ли она вмешаться?

Не с кем словом перемолвиться! Меня бросили в застенок, поблизости ни Авраама, ни кого-нибудь из его помощников! Одиночество подпитывало тревогу. Когда на плацу Нимрод выбрал искупительную жертву, Кубаба вздрогнула и испуганно взглянула на меня: целью ее фальшивой таблички, на которой основывалось предсказание Месилима, был вовсе не я. По ее расстроенной физиономии я понял, что она не намерена разоблачать свои махинации. Промолчав, я одобрил это решение: признание не только не защитило бы меня, но и толкнуло бы Нимрода на массовое убийство.

Я ощупывал ладонями стены. Меня успокаивали прикосновения камней и комьев земли: они жили своей мирной незапамятной жизнью. А сознание не приносило мне облегчения; оно то перемалывало прошлое, эту вереницу событий, приведших меня сюда, то пугалось будущего, но в настоящем ему было не за что зацепиться.

Сгорбившись, в коридор просочился стражник с факелом; на нем был плащ из грубой ткани с капюшоном. Он остановился перед решеткой. Полутьма скрывала его черты; вероятно, ему было лет двадцать.

– Ты Нарам-Син?

Я подтвердил. Он развернулся и ушел, не сказав больше ни слова. В его интонации мне почудился проблеск надежды. Но не стоит обольщаться! Я пытался успокоиться. Почему сознание истязает себя поисками решения, вместо того чтобы принять неизбежность?

Я свернулся калачиком и обрел в этом положении хрупкое душевное равновесие.

– Нарам-Син? – прошептал чей-то голос. Не успев обернуться, я уже узнал его обладателя: меня окутал запах сирени. За прутьями решетки стоял одетый стражником Гавейн с капюшоном на голове. Он велел мне говорить тихо, протянул флягу и предложил отхлебнуть. Я повиновался. Сделав несколько глотков, я поторопился задать мучивший меня вопрос:

– Где Сарра?

– Нимрод запер ее в вольере.

– То есть?

– Помнишь ту клетку с дивными редкостными птицами в женском флигеле? Нимрод выпустил всех птиц и посадил туда Сарру. Она очень хороша.

Он пристально взглянул на меня:

– Это и есть Нура?

Зачем я буду врать другу, который так рисковал ради меня?

– Это она.

– Нура… Тебе нужна Нура. Аврааму нужна Нура. Нимроду нужна Нура. Но ей самой кто нужен?

Я опустил голову, не в силах ему ответить, не рассказав всю мою долгую историю. Но даже если бы рассказал, разве у меня был бы ответ? Гавейн пробурчал: