Над нами вспорхнули птицы, тысячи взмахов исчертили небо. Плотный шелест перьев, будто по воздуху отчаянно бьет одно гигантское крыло. Вмиг стемнело. Все в страхе пригнулись. Еще мгновение, и птицы рассеялись как дым. Что их вспугнуло?
И снова глухой звук. Казалось, начался град; это мало-помалу сверху посыпались камни.
Я посмотрел на Башню; она треснула. Стали отваливаться кирпичи. Треснули строительные леса. Рабочие заметались, закричали от ужаса. Их опора уходила из-под ног, они падали и разбивались насмерть.
Толпа замерла, не желая осознать беду. Затем ее настиг ужас, этот паралич, леденящий мышцы, легкие и сердце. Страх, толкающий к бегству или к атаке. Паника, лихорадочно охватывающая каждую частицу тела. И наконец хаос. Люди с воплями помчались прочь; они толкались, пихались, теряли равновесие, катились кубарем, кидались друг на друга. Свалившись, тотчас вскакивали, чтобы не быть растоптанными. Ни чинопочитания. Ни сочувствия к старикам, женщинам и детям. Спасай свою шкуру! Каждый за себя, иначе верная смерть.
Они удирали от Башни к Воротам Ану. Я поступил иначе. Побежал по аллее к дворцу. Расчет был верным: там стояли в окружении солдат Кубаба и евреи. Конвой замер. Военные застыли в нерешительности, разрываясь между выполнением приказа и инстинктом самосохранения.
Я крикнул им, прячась под капюшоном:
– Всем подразделениям двигаться к Воротам Ану! Живо!
Не заботясь проверить, от кого они слышат приказ, солдаты бросили пленников и скатились со склона вниз.
Я подбежал к друзьям. Они не знали, радоваться им или дрожать от страха. Их жизнь по-прежнему была в опасности: избежав казни, они оказались перед лицом не меньшего кошмара.
– Я больше не двинусь с места, – объявила измученная Кубаба.
Евреи тоже стояли недвижно, будто слившись с царицей воедино. Мы обернулись к Башне.
Фасад продолжал крошиться, лестницы трещали, облицовка отваливалась, рабы падали с лесов, как спелые орехи с дерева. Но, как ни ужасно было зрелище, разрушения до сих пор были поверхностными. Остов подтачивала какая-то другая сила. Теперь она нарастала. И вот земля треснула, фундамент расселся, трещина устремилась вверх по Башне, и разверзшийся зев поглотил нижние этажи.
Я понял: сухие кирпичи нижнего яруса не выдержали веса верхних этажей и рассыпались. Гунгунум это предвидел.
Признаться ли? Я был заворожен… Как ни ужасало меня происходящее, я желал, чтобы разрушение набирало ход. С каждым обвалом у меня нарастала жажда новых обвалов, с каждым раскатом мне хотелось более мощных раскатов. Еще! Больше! Едва сооружение оседало с одной стороны, я поджидал последствий с другой, мне не терпелось поскорее их увидеть, и я наслаждался, когда они свершались. Еще! Дайте мне полноценную катастрофу! Зрелище колоссального разрушения было прекрасно своей неизбежностью. Я испытывал и восхищение, и ужас. Какой редкий случай! Я и ликовал, и страшился. Я был свидетелем катастрофы и смаковал ее, сознавая свою привилегию.
Внезапно все ускорилось. Фундамент не выдержал. Разлом пошел не по вертикали, а по горизонтали. Нижние этажи раздробились, разлетелись по сторонам, заполоняя всю стройку, засыпая бараки, каналы, дороги, по которым бежали бавельцы. Рабы, военные, повара, горожане – всем им предстояло погибнуть. И лишь мы, оставшись в верхней части города, избежим катаклизма. Надолго ли?
Над землей вырастал гигантский столб пыли, похожий на чудовищный серый гриб. Кирпичи дробились и превращались в пыль, ее облако подымалось и затягивало небо.
– Берегитесь! – взревел Авраам. – Спасаемся!
Раздувшись над Башней, облако распласталось и пошло на снижение. Оно двинулось к нам.
– Сюда!
Кубаба ткнула пальцем в сторону святилища, где можно было укрыться. Несмотря на свои короткие ножки и усталость, она мигом до него добежала, оторвала подол платья и свернула из него маску, закрывшую ей губы и нос. Я бежал вслед за ней; Авраам схватил меня за плечо:
– Сарра!
Почему о ней вспомнил он, а не я? Я знал, где находится вольер, и бросился туда.
Стражи во дворце не было видно. Мы не встретили ни одного препятствия, миновали опустевшие посты, бросились к женскому флигелю. Там мы стали свидетелями странного зрелища: к крепостной стене привалились женщины и евнухи; все они были в полуобморочном состоянии. Вперемешку, охрипшие и оглохшие, позабыв, кто сторож, а кто пленник, они изумленно наблюдали крушение Башни.
Я кинулся к клетке для экзотических птиц. Нура, ютившаяся в углу, встала нам навстречу. Одним из острейших воспоминаний моей жизни стала радость, вспыхнувшая на ее лице: то было и счастье видеть нас живыми, и восторг оттого, что мы ради нее рискуем жизнью, и гордость нами, своими избранниками. Я пишу «нами», потому что в это мгновение я принимал, что Нура любит двоих мужчин. Моя мелочная, смешная ревность улетучилась.
Авраам вышиб решетку. Нура бросилась ему на шею. Я разорвал свой плащ и крикнул им:
– Быстрее, бегите!