Может, я сходил с ума? Мысль о Нуре так настойчиво преследовала меня, что я придавал другим женщинам ее черты? Или это правда, она была в той повозке и вскоре ее запрут во дворце Нимрода?
Я обернулся к своим спутникам. Увидели ли они очень красивую, изящную и стройную женщину? Этот вопрос замер у меня на губах: ведь никто из них не знал Нуру.
Гавейн отвернулся, его слуга тоже – они были слишком напуганы, чтобы заметить мое волнение. Волшебник стряхнул пыль со своего одеяния, привел в порядок напомаженные волосы, слегка подкрасил губы и снова принял горделивый вид. Правда, лицо его иногда искажали нервные подергивания, а в зрачках сохранился отсвет страха.
– В путь! – воскликнул я.
Они с удивлением взглянули на меня – так требовательно прозвучал мой напряженный голос.
– Нельзя терять время. Мы двигаемся со скоростью улитки.
Гавейн проворчал:
– Что за поспешность! Если бы ты наконец сказал мне, зачем ты туда направляешься…
Вместо ответа я стегнул своего мула и тронулся вперед.
Скорей! Добраться до Бавеля. Разработать план. Освободить Нуру.
Путешественники рассказывали мне про миражи, эти реальные картины, что возникают вдали и исчезают, когда вы приближаетесь; они упоминали оазисы в песках, колодцы среди дюн, горы до небес, пламенеющее в грозовых облаках второе солнце. О миражах никто ничего не знал, их описывали друг другу или задумывались, почему посреди иссушенных и раскаленных земель Боги, Духи и Демоны так жестоко шутят над нами. И вот теперь я, пересекший не одну пустыню и никогда не сталкивавшийся с их злобными выходками, возможно, и сам преследовал мираж в этом пропитанном влагой краю! Передо мной в воздухе витал образ, великолепный образ.
Где ты, Нура?
Меня не покидало воспоминание о повозке с приподнявшимся пологом. Напрасно я вновь и вновь возвращался к эпизоду нашей нечаянной встречи, тщательно пересматривал его, анализировал – я не приходил ни к какой уверенности. Взаправду Нура? Или Нура понарошку? Однако же это сомнение избавило меня от другого – больше никаких раздумий! Даже если не Нуру я заметил в той колонне солдат, я должен добраться до Бавеля: или она уже там, или скоро там окажется. Встреча с наемниками Нимрода укрепила мою решимость.
Где ты, Нура?
Мы двигались цепочкой, один за другим. Я шел впереди, стараясь увеличить темп. Меня бесила наша медлительность. Казалось, заодно со мной только Роко, который приемисто бежал впереди.
Понимая, что во мне произошел какой-то перелом, Гавейн поглядывал на меня пристальнее, чем обычно. Я же замкнулся и отвечал на его вопросы неохотно, отчего мне сделалось еще горше.
Где ты, Нура?
Я настаивал на долгих переходах и коротких ночевках. Саул благоговейно следовал за мной, Маэль дремал, сидя на осле, а Гавейна разрывало от любопытства.
Нура, где бы ты ни находилась, я иду к тебе!
Бавель тотчас стиснул меня в своих объятьях. Было ли это связано с обвивающими город укреплениями, с изгибом дорог или защитой стен? Бавель был сродни женщине, и эта женщина принимала меня. Исчезли воздух и небо, мои извечные товарищи: небо скрыли дома в несколько этажей, которые почти сходились над улочками, а воздух был насыщен запахами, сообщавшими о бурной городской жизни, пиве, жареном мясе, сладостях, поте пешеходов и фимиаме жрецов. Стоило мне закрыть глаза, я опять превращался в ребенка, прижавшегося к ногам матери и окутанного ее покрывалами; в ребенка, которого успокаивали и волновали материнское тепло, аромат ее кожи и ее благовония из лепестков роз. Самые разные звуки, визг мальчишек и окрики торговцев, доносящееся из окон пение, импровизированные танцы у стен укреплений – все ошеломляло меня. Эта карусель впечатлений укачивала меня и вызывала сладкое головокружение. Я с тревожным волнением проникал в незнакомую реальность, знойную и многообразную. Сердце города клокотало так же, как сердце леса. И так же заслуживало, чтобы я доверился ему. Мне хотелось исследовать Бавель, посвятить себя Бавелю, уступить Бавелю.
Когда обиженный Волшебник покинул меня, я вернулся к Саулу, Маэлю, Роко и ослу.
Наша компания не разделяла моего упоения. Роко уселся, расставив задние лапы и опустив уши и хвост, и с опаской прислушивался к окружающему гаму. Саул, с беспокойным взглядом, как всегда готовый защитить сына, прижимал задремавшего Маэля к груди, полагая, что, если его положить, ребенок испачкается. Что же касается осла, то он нетерпеливо и сердито бил копытом по каменистой земле, такой гладкой, что бедняга оскальзывался, даже когда стоял на месте.
Где ты, Нура?