Врата небесные

– Если тебя схватят – казнят на месте!

– Солдаты пускают стрелы в любого, кто туда сунется.

– Без предупреждения. Они не кричат: «Кто идет?» Они стреляют.

Я начал впадать в отчаяние. Чем больше я расспрашивал, тем менее вероятным казалось мне добраться до Нуры. Пока один пьянчуга с бугристым носом не возразил своим собутыльникам:

– Всего три дня, как это случилось.

– Кто? Муж?

– Нет, мужья теперь помалкивают. Как и отцы. Они узнали, как были встречены их предшественники, те, что попытались вызволить свою супругу или дочь. Нет-нет, просто один сильно набравшийся тип.

– Видать, сильно нализался!

– Так, что чуть не лопался! Пиво фонтаном брызнуло вокруг стрелы, которая проткнула его.

– Прекрати!

– Чистая правда! Ни к чему мужчине ночью приближаться к женскому флигелю! – в заключение проорал пьяница.

Я взглянул на него и испытал внезапное желание его обнять: он только что подсказал мне решение.

Если ни одному мужчине не удавалось проникнуть во флигель, может, это сумеет сделать женщина…

Интермеццо

Ноам полностью покрыл клинописью последние таблички и теперь раскладывал еще мягкие и влажные кусочки глины на гранитной кухонной стойке. Действовал он с осторожностью. Вторая партия еще выпекалась на огне, а первая досыхала прямо на полу. Хасан уже сфотографировал пять табличек, состаренных с помощью рашпиля и выбеленных садовым песком, и отправился распространять снимки.

По счастью, Ноам никогда не забывал шумерский язык и его значки; некогда он счел чудом, что можно передавать слова, не произнося их. Какой плотности внезапно достиг человек! Его шепот перестал уноситься ветром и отвердел. У говорящего отпала необходимость присутствовать, чтобы высказаться, теперь он пересекал пространство, он стал слышим на расстоянии и даже после смерти. Окаменелый звук… Изобретение письменности позволило лишенным перьев двуногим бросить вызов судьбе: буквы побеждают смерть. Ноам не сомневался, что письменность способствовала прогрессу во множестве областей: в науках, в праве, в истории; однако одновременно она ознаменовала возникновение кичливости. Человек поднимается, его значимость растет, воздвигается над его положением, отрицая его уязвимость, мимолетность, конечность его существования. Цари – первые обладатели этой привилегии, располагавшие писцами, чтобы общаться с временно живыми и мертвыми в будущем, создавали себе гробницы из слов, более прочные и надежные, чем их каменные усыпальницы; затем эта практика получила социальное развитие. Если фраза произнесенная растворяется в воздухе, словно сахар в воде, то фраза написанная остается высеченной в камне, даже если его заменяет папирус, пергамент, лист бумаги или экран компьютера. Подарив человеку беспрерывность, письменность изменила его. Из простого перечня предметов она превратилась в хранилище душ: она сражалась против уныния, питала гордыню, потворствовала нарциссизму, потакала индивидуализму. Благодаря ей развилась не только цивилизация, но и самодовольство.

Воротился Хасан. Робея, прикоснулся к табличкам:

– Я считал тебя специалистом по истории первобытного общества.

– Я дополнил свое образование изучением Месопотамии и ее языков: шумерского и аккадского. Предшествующее можно постичь, лишь узнав последующее.

– Если согласиться с твоим рассуждением, то надо выучить всю мировую историю! Ты именно так считаешь?

Уклонившись от ответа, Ноам спросил:

– Нашел покупателя?

К Хасану мгновенно вернулась его надменность, он засунул большие пальцы за ремень из змеиной кожи и гоголем прошелся по ультрасовременной кухне:

– Я опубликовал фотографии пяти табличек. Браво, они производят впечатление! Маршаны сразу бросились консультироваться с экспертами по ассириологии, это может задержать нас, потому что археологам неведомо понятие срочности. Им нравится рыться в пыли, даже когда ее нет.

Ноам догадался, что эти разглагольствования таят за собой решение – Хасан заранее приберег его напоследок, но ему во что бы то ни стало хочется продлить момент тревожного ожидания.

– Кому сбыть твои подделки? – продолжал журналист. – Простофиле или сообщнику? Обманутому или обманщику? Я подумал, что честнее будет вести дело с бесчестным. И даже откопал одного скупщика, Джона де Лапидора; подозреваю, что в нем есть что-то столь же сомнительное, как и в антиквариате, которым он торгует.

– Отлично! И где же он прячется?

– Людей обманывают двумя способами: либо скрываясь, либо выставляясь. Так вот, Джон де Лапидор относится ко второй категории. Имея солидное положение, он владеет роскошной собственностью в Дубае. Богатство и успешность служат ему сертификатом деловой репутации.

– Годится!

– К сожалению, он проявляет сдержанность. После тысяча девятьсот пятидесятого года было обнаружено много следов месопотамской цивилизации. Забавно, если подумать: первая человеческая цивилизация была открыта совсем недавно, а до этого она тысячелетиями дремала в песках, прежде чем ученые откопали ее. Меня не удивляет, что Джон де Лапидор сомневается в твоей цене: рынок уже завален десятками табличек, что снижает стоимость.