Врата небесные

В жилище архитектора на нижнем этаже стало темно, зато верх светился; равнодушный к страданиям Гунгунума Месилим работал. Тяжелая ситуация… Двое ненавидящих друг друга и подчиняющихся одному повелителю-тирану людей жили бок о бок. Ничего удивительного, что Гунгунум покрылся прыщами! Тибор считал, что зачастую коросту вызывают досадные обстоятельства или приступ гнева.

* * *

Операция оказалась сложной.

В своей комнате на постоялом дворе я сражался сам с собой, а притулившийся у моих ног пес подремывал.

Несмотря на то, что я ловко орудовал щипчиками, что всегда сам ухаживал за своей бородой и тысячу раз постригал ее, мне никогда не приходилось ее сбривать: безбородое лицо у нас не считалось достоинством. Боги и Духи замыслили мужчин волосатыми, мальчики радовались, когда первый пушок затенял их верхнюю губу, а женщины определяли мужественность по бороде или усам. Бриться представлялось нам противоестественным. Мы искренне сочувствовали подростку с едва заметным юношеским пушком или старику с голым лицом, зато гордились буйным и правильно расположенным волосяным покровом; чтобы лучше подчеркнуть, его приглаживали и подравнивали.

Склонившись над бадьей с водой, в которой отражалось мое покрытое пеной мыльнянки лицо, я постепенно оголял его при помощи своих острых медицинских инструментов. Виски, подбородок, шея – неужто они занимают столько места? Терпеливый и настойчивый, я сосредоточился на подробностях.

Как Гунгунум узнал, что я целитель, когда я всего три дня нахожусь в Бавеле? Наверняка ему кто-то сообщил. Хозяин постоялого двора мог раскрыть дату моего прибытия, но не мою профессию! Если только он не порылся в моих котомках и сам не пришел к выводу, что я лечу людей… Однако это никак не объясняло доверия, оказанного мне архитектором, которому моя репутация представлялась более высокой, чем заслуги его лекарей. Кто расхвалил мои достоинства?

В соседней комнате что-то нескладно напевал Саул. Его хриплый голос, то звучный, то бесцветный, богатый и бедный на протяжении одной фразы, не попадал в ноты, к которым стремился. Саул превратился в собственную тень. Едва уложив Маэля, он бродил по переулкам и всегда возвращался пьяным. Во хмелю он становился любвеобильным. Когда этот колосс душил прохожих в своих объятьях, это было страшно. По его возвращении Маэль, Роко и я получали отдающие пивом заверения в любви, чего мальчонка не замечал, потому что спал, а Роко не слушал, потому что жался к своему хозяину. Так что чрезмерная нежность лесоруба и тревога за него доставалась мне одному. Меня удручало его состояние. Я укорял себя за то, что выкорчевал дровосека из его леса. Он не мог вынести отрыва от родных корней. Бавель уничтожал Саула: днем он избегал города, а по ночам брал от него самое худшее.

Неожиданная мысль пронзила меня: а что, если Саул в кабаке рассказывал о моих великих подвигах? Наверняка… Вот решение загадки! Пьяница слишком много наболтал, и, как здесь всегда бывает, новость мгновенно разнеслась по всему городу.

Чтобы успокоиться, я воспользовался гребнем, который мне подарила Нура, а затем вернулся к своему занятию. Лишившись последнего волоска, я откинулся и пристально рассмотрел свое лицо: мои щеки походили на розовые ягодицы младенца. Я почувствовал себя нелепым, голее голого.

Я обернулся к Роко. Пес вскочил. Его реакция показала мне, как сильно я переменился. Наморщив лоб и подняв уши торчком, пес жалобно заскулил; а потом склонил голову набок и принялся меня обнюхивать. Завершив проверку на запах, он лизнул меня, что означало: «Да ладно, что бы ты ни сделал, я тебя все равно люблю».

Я занялся эпиляцией ног. По методике, почерпнутой на улицах Бавеля, я смешал лимон и мед с разогретым воском: теплый воск расширял поры, лимон очищал кожу, а мед смягчал ее. Поначалу я наложил на икры щедрые слои этой смеси, но ее последующее удаление вместе с волосками оказалось таким болезненным, что я отказался от этой процедуры. Продолжительность сеанса приводила меня в отчаяние. После каждого выдергивания мои ноги как будто бы увеличивались, потому что постоянно появлялись все новые зоны для эпиляции. В конце концов, верный последнему полученному совету, я прибег к миндальному молочку.