Врата Обелиска

Рядом с ней стоит другой камнеед: высокий, стройный, немного неловкий в своих «одеждах». Он белый с ног до головы, хотя черты его лица как у восточного побережника – полные губы, длинный нос, высокие скулы и тщательно вырезанные курчавые волосы. Только глаза черные, и хотя они смотрят на тебя лишь с легким узнаванием, с озадаченным мерцанием чего-то, что может быть (но не обязано) воспоминанием… его глаза чем-то знакомы.

Какая ирония. Ты впервые видишь алебастрового камнееда.

И тут ты отключаешься.

* * *

Что если он – не мертв?

– Письмо Ридо Инноватора Дибарс в Седьмой университет, доставленное курьером из квартента и общины Аллия после подъема гранатового обелиска, полученное через три месяца после получения известия о разрушении Аллии телеграфом. Адресат неизвестен.

Интерлюдия

Ты падаешь в мои объятия, и я отношу тебя в безопасное место.

Безопасность относительна. Ты отогнала моих отвратительных братьев, тех моих сородичей, что убили бы тебя за то, что не могут тебя контролировать. Однако, спускаясь в Кастриму и выходя в спокойное знакомое пространство, я ощущаю привкус железа среди запахов дерьма, смрадного дыхания и прочих запахов плоти – и дыма. Это железо – тоже запах плоти: того варианта железа, что содержится в крови. Снаружи на мостиках и ступеньках лежат трупы. Один даже болтается на подъемном тросе. Бой по большей части закончен. Во-первых, захватчики поняли, что попали в ловушку между кишащей насекомыми поверхностью и врагами, у которых теперь численное превосходство, поскольку армия вторжения перебита. Те, кто хочет жить, сдаются; кто боится еще более страшной смерти, бросаются на мечи или кристаллы Кастримы.

Второе, что остановило сражение, – неоспоримый факт того, что жеода сильно повреждена. По всей общине некогда светящиеся кристаллы теперь неровно мерцают. Один из самых длинных отделился от стены и разбился, засыпав пол жеоды осколками и пылью. На нижнем уровне прекратилась подача теплой воды в общинный бассейн, хотя порой труба выдает случайные плевки. Несколько кристаллов общины совсем потемнели, умерли, треснули – но в каждом виден еще более темный образ, застывший, плененный. Гуманоидный.

Дураки. Это вам за то, что разозлили мою роггу.

Я укладываю тебя в постель и обеспечиваю, чтобы рядом были вода и еда. Кормить тебя будет трудно теперь, когда я сбросил поспешный камуфляж, который носил, чтобы подружиться с тобой, но, скорее всего, тут окажется кто-то другой прежде, чем я буду вынужден попытаться. Мы в комнате Лерны. Я уложил тебя в его постель. Думаю, ему понравится. И тебе тоже, как только захочешь снова ощутить себя человеком.

Я не обижен на тебя за эти связи. Они нужны тебе.

(Я не обижен на тебя за эти связи. Они нужны тебе.)