Врата Рима. Гибель царей

– Сильный, да? – Хозяин говорил на латыни с акцентом. – Его родитель побеждал в состязаниях в Понте. Этот для состязаний тяжел, но для войны хорош.

Рений пожал плечами:

– Мне нужно только переехать через горы, на север. Сколько просишь?

– Его зовут Аполлон. Я купил его у одного богача, который разорился и распродавал свое имущество. Я отдал немало, но лошадей знаю – и знаю, чего он стоит.

– Мне он нравится, – вставил Пеппис, но на него никто внимания не обратил.

– Я дам за него пять ауреев и продам в конце пути.

– Он обошелся мне в двадцать, и я кормил его всю зиму, – ответил торговец.

– За двадцать можно купить небольшой дом!

Торговец с извиняющимся видом пожал плечами:

– Теперь уже не купишь. Цены поднялись. На севере идет война. Все лучшее забирают для войска Митридата, выскочки, называющего себя царем. Аполлон – последний хороший конь.

– Десять – моя последняя цена. Мы купим у тебя двух, так что это цена за обоих.

– Давай не будем спорить. Я покажу тебе другого, не такого хорошего, но на север он тебя доставит. Есть два коня, могу продать их вместе. Они братья и достаточно быстры.

Хозяин пошел вдоль стоящих в ряд лошадей, а Марк посмотрел на Аполлона, который, жуя клок сена, с интересом взглянул на него. Марк погладил коня по мягкой морде. Вдалеке продолжали спорить Рений и торговец. Аполлон, потеряв интерес к Марку, потянулся к сетчатому мешку с сеном на стене конюшни.

Немного погодя вернулся Рений.

– На завтра у нас два коня, Аполлон и еще один по кличке Дротик. Похоже, клички торговец придумывает с ходу. Пеппис поедет с тобой. Он легкий, и нагрузка будет меньше. Боги, какие здесь цены! Если бы не твой щедрый дядя, завтра нам пришлось бы идти пешком.

– Он не мой дядя, – напомнил Марк. – Так во сколько они нам обошлись?

– Не спрашивай и на жирный кусок по пути не надейся. Идем, коней заберем завтра на рассвете. Будем надеяться, жилье не подорожало так же сильно, а иначе придется, как стемнеет, пробираться в конюшню.

Ворча под нос, Рений направился к выходу. Марк и Пеппис, сдерживая улыбки, потянулись за ним.

Глава 21

Спускаясь по горной тропинке, Марк время от времени наклонялся и почесывал коня за ушами. За спиной у него, убаюканный мерным ходом Дротика, покачивался Пеппис. Марк уже подумывал ткнуть мальчишку локтем – пусть бы полюбовался видом, – но потом решил оставить его в покое.

Отсюда, с высоты, им, казалось, открылась вся Греция: желто-зеленый пейзаж с оливковыми рощами и разбросанными по холмам и долинам домишками. В ясном, чистом воздухе ощущался запах незнакомых цветов и трав.

Марк вспомнил учителя истории, Вепакса, – не гулял ли он по этим холмам? Или, может быть, сам Александр Македонский проходил по этим равнинам со своей армией, направляясь в далекую Персию? В его воображении возникли македонская фаланга и хмурые критские лучники, следующие за юным царем, и он невольно подобрался и выпрямил спину.

Едущий впереди Рений то и дело отрывал взгляд от узкой тропы и всматривался в обступающие ее с обеих сторон кусты. Старик постоянно был настороже, и за прошедшую неделю как будто полностью ушел в себя, так что за целый день они едва перекидывались несколькими словами. Лишь изредка затянувшееся молчание нарушали восторженные возгласы Пепписа, замечавшего то птицу, то ящерку на камнях. Марк не навязывался с разговорами, понимая, что старик привык к тишине.

Когда-то он ненавидел его, особенно в тот день, когда раненый Гай лежал во дворе поместья. Но всегда испытывал к старику невольное уважение. Такая твердость ощущалась в этом человеке, что все остальные рядом с ним казались хрупкими и слабыми. Жестокий и неумолимый, он словно не чувствовал ни боли, ни страха. Люди без раздумий подчинялись ему, чувствуя, что он видит их насквозь. Марк был свидетелем тому и в поместье, и на корабле, он и сам испытывал в его присутствии необъяснимый трепет. Даже возраст не был ему помехой. Он помнил, что Кабера зашивал старику раны, а потом удивлялся его скорому выздоровлению. У них на глазах ожило израненное тело и порозовела кожа, когда по жилам побежала кровь.

– Ему уготован славный путь, – сказал Кабера, когда они положили Рения на прохладную лежанку в доме. – И ноги его твердо стоят на земле.

Кабера говорил это как-то по-особенному, словно хотел, чтобы Марк понял нечто важное.

– Никогда еще я не видел, чтобы смерть выпускала кого-то из своих когтей так, как выпустила Рения. Коснувшись его, я услышал шепот богов у себя в голове.

Тропа вилась и поворачивала, и путники, опасаясь, как бы кони не подвернули ногу и не упали с крутого склона, пустили их медленным шагом, предоставив самим выбирать дорогу среди камней.

«Что готовит тебе будущее, отец?» – подумал Марк.