Джудит… и Аллертон. Разве подобный тип способен ввести в заблуждение Джудит, мою умную, рассудительную Джудит? Разве она не видит его насквозь?
Раздеваясь, я снова и снова повторял себе эти слова, но тревога меня не покидала. Уснуть я не мог и ворочался с боку на бок. Когда мучит бессонница, все дневные страхи предстают в чудовищно преувеличенном виде. Я вспомнил о своей утрате, и отчаяние с новой силой овладело мною. Если бы моя дорогая жена была жива… Столько лет я полагался на нее, на ее здравый смысл. Как мудро, с каким пониманием относилась она к детям.
Без нее я чувствую себя таким несчастным, таким беспомощным. Теперь на мне лежит вся ответственность за будущее детей, за их счастье. По плечу ли мне эта задача? Боже мой, я совсем не справляюсь. Путаюсь, совершаю ошибки. Если Джудит станет несчастной, если обречена страдать…
Доведенный до отчаяния, я включил свет и сел.
Нет, так больше продолжаться не может. Надо поспать. Я встал с кровати и подошел к раковине. С сомнением посмотрел на флакон с таблетками аспирина.
Нет, аспирином не обойдешься, надо что-нибудь более действенное. Наверное, у Пуаро есть какое-нибудь снотворное. Перейдя коридор, я в нерешительности остановился у его двери. Неудобно будить беднягу.
В этот момент я услышал шаги и обернулся. По коридору ко мне шел Аллертон. В тусклом свете я не сразу его узнал, и пока он не подошел совсем близко, я стоял и думал, кто бы это мог быть. Увидев его лицо, я весь напрягся. На губах у него играла затаенная улыбка, которая показалась мне чрезвычайно неприятной.
Он взглянул на меня, подняв брови.
— Привет, Гастингс! Еще не ложились?
— Не могу уснуть, — сдержанно сказал я.
— Только-то? Сейчас все устроим. Пойдемте.
Я вошел за ним в его комнату, которая оказалась рядом с моей. Повинуясь какой-то таинственной силе, я с пристальным вниманием вглядывался в этого человека.
— А вы, я смотрю, полуночник, — сказал я.
— Да уж, никогда не любил ложиться с курами. Разве что на охоте или рыбалке. А в такие дивные вечера спать просто грешно.
Он засмеялся. Мне не понравился его смех.
Я прошел за ним в ванную. Он открыл маленький шкафчик и вынул флакон с таблетками.
— Ну вот. То, что надо. Будете спать, как младенец… и видеть чудные сны. Прекрасная вещь, патентованное средство, называется «сламберил».
Его возбужденный тон слегка меня покоробил. Может, он ко всему прочему еще и наркоман?
— Это… не опасно? — с сомнением спросил я.
— Только если хватишь лишку. Этот препарат из группы барбитуратов[154]
, а у них токсичная доза не слишком сильно превышает эффективную.Он улыбнулся, растягивая рот и обнажая зубы, при этом лицо у него неприятно морщилось.
— По-моему, без рецепта врача его не получишь, — сказал я.
— Да. Во всяком случае, вы, старина, точно не получите. Мне достают по знакомству…
И тут я сделал глупость, но меня так и подмывало:
— Полагаю, вы знали Этерингтона?
Я тотчас же понял, что попал в точку. Взгляд у него стал жесткий, настороженный. Голос тоже изменился.
— Да, конечно. Я знал Этерингтона, — проговорил он легким беззаботным тоном. — Вот бедолага.
Я промолчал, и он снова заговорил:
— Этерингтон принял слишком большую дозу лекарства. Надо знать меру, а он не знал. Скверное дело. Его жене повезло. Если бы суд присяжных не оказался на ее стороне, болтаться бы ей на виселице.
Он выложил мне две таблетки. Небрежно спросил:
— А вы хорошо знали Этерингтона?
— Нет, — сознался я.
На мгновение он замялся, видимо, не зная, какой тон взять. Потом беспечно рассмеялся и сказал:
— Забавный был тип. Добродетелью не отличался, но иногда с ним было интересно…
Я поблагодарил его за таблетки и вернулся к себе в комнату.
Зачем было так глупо себя «проявить», думал я, ложась и выключая свет.
Ведь почти наверняка Аллертон и есть этот самый «Икс». А я дал ему понять, что подозреваю его.
Глава 7
В повествовании о днях, проведенных в «Стайлз», мне неизбежно придется перескакивать с одного предмета на другой. Когда я думаю об этом времени, передо мной оживает череда встреч и бесед, полных глубокомыслия фраз и многозначительных намеков, которые врезались в мою память.
Прежде всего, мне вскоре стало ясно, что Эркюль Пуаро физически очень слаб и беспомощен. Его ум, как он и говорил, сохранил прежнюю остроту, но тело было настолько ослабленным, что я сразу понял, что мне придется играть при нем гораздо более активную роль, чем прежде. Я должен стать глазами и ушами Пуаро.
В теплые дни Кертис брал Пуаро на руки и осторожно спускался с ним вниз, сажая в заранее снесенную каталку. Затем выкатывал Пуаро в сад — в какое-нибудь тихое местечко. В плохую погоду Пуаро обычно оставался в гостиной.
Где бы мой друг ни находился, кто-нибудь из постояльцев непременно подойдет, посидит с ним, поговорит. Конечно, совсем другое дело, когда Пуаро выбирал собеседника сам. Теперь он был лишен этой возможности.
На другой день после моего приезда Франклин пригласил меня в бывшую мастерскую в конце сада, которая была наскоро приспособлена под научную лабораторию.