Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

Хочу заметить, что по складу ума я не ученый, и, рассказывая о работе доктора Франклина, вероятно, напутаю в терминах и вызову язвительные насмешки тех, кто знаком с делом профессионально.

Насколько я, не специалист, смог разобраться, Франклин экспериментирует с различными ядовитыми алкалоидами[155], полученными из калабарского боба[156]. Довольно много я понял из разговора, который однажды состоялся между Франклином и Пуаро. Джудит тоже пыталась меня просветить, но, как случается с молодыми людьми, увлеченными своим делом, совершенно сбила с толку специальными терминами. Она так и сыпала названиями всяких алкалоидов: физостигмин, эзэрит, физовин, генезерин, потом упомянула еще какие-то вещества — и названия-то не упомнишь — простигмин, или сложный эфир диметилкарбоник тригидроксифил триметил ламмонум и так далее, которые, как оказалось, являются теми же самыми соединениями, только полученными другим способом. Все это для меня — китайская грамота, и я навлек на себя величайшее презрение Джудит, поинтересовавшись, какую пользу из этого можно извлечь для человечества. Нельзя придумать вопроса, который вызывал бы у этих наших истинных ученых большее раздражение. Джудит бросила на меня уничтожающий взгляд и снова начала пространно и со знанием дела что-то объяснять. В результате я понял, что у неких малоизвестных племен туземцев Западной Африки выявлен высочайший иммунитет к почти неизученной, но смертельной болезни, называемой, если память мне не изменяет, «джорданитис» по имени доктора Джордана, ученого-энтузиаста, впервые ее выявившего. Раз-другой эту чрезвычайно редкую тропическую болезнь подхватили белые люди; оба случая имели фатальный исход.

Рискуя навлечь на себя гнев Джудит, я заметил, что разумнее было бы заняться, например, поисками лекарства, которое помогло бы справиться с осложнениями после кори.

Посмотрев на меня с презрением и жалостью, Джудит заявила, что они работают не для того, чтобы облагодетельствовать человечество, и что единственная цель, к достижению которой стоит стремиться, это познание.

Я поразглядывал под микроскопом предметные стекла, повертел в руках забавные фотографии туземцев Западной Африки, подошел к клетке, где сидела сонная крыса, и поспешил выйти на свежий воздух.

Как я уже упомянул, живейший интерес вызвал у меня разговор доктора Франклина с Пуаро.

— Знаете, Пуаро, все это, скорее всего, нужно специалисту вашего профиля. Видите ли, калабарский боб служит туземцам для того, чтобы распознавать, виновен человек или нет. Западноафриканские племена безоговорочно в него верят или, точнее, верили, ведь теперь они утрачивают былое простодушие. В общем, они торжественно разжевывают боб, убежденные, что если он их убьет, значит они виновны, а если не виновны, то не причинит им вреда.

— И что же, умирают?

— Не все. А вот почему так происходит — об этом никто особенно не задумывался… Только вот сдается мне, что за всем этим стоят нечистоплотные шаманы. Существуют две разновидности бобов, но они так схожи между собой, что разницу почти невозможно заметить. Но она есть. Оба вида содержат физостигмин, генезерин и прочее, но из второго можно выделить, вернее, я могу выделить еще один алкалоид, нейтрализующий действие остальных. Более того, во время тайных ритуалов некоторые посвященные лица регулярно поедают бобы второго типа и никогда не заболевают джорданитисом. Вещество, содержащееся в этом «дополнительном» алкалоиде, оказывает совершенно удивительное воздействие на мускулатуру, причем без всякого побочного эффекта. Чрезвычайно интересно! К сожалению, в чистом виде этот алкалоид очень нестоек. Тем не менее, кое-каких результатов я добился. Но требуется провести ряд экспериментов там, на месте. Это необходимо! Да, черт побери, ведь тут же… Готов поклясться, что… — он внезапно себя оборвал и широко улыбнулся. — Извините, снова сел на своего конька. В этом я просто одержимый.

— Да, как бы было здорово, — задумчиво проговорил Пуаро, — если бы я мог так же легко распознавать, кто виновен, а кто нет. Если бы существовало вещество, обладающее теми же свойствами, которые приписывают калабарскому бобу.

— Однако ваши трудности этим не исчерпываются. В конце концов, что такое виновность или невиновность? — сказал Франклин.

— Ну, на этот счет вряд ли возникнут разногласия, — заметил я.

Франклин посмотрел на меня:

— Что есть зло? Что есть добро? Эти понятия меняются от века к веку. Таким образом, вы собираетесь тестировать представление о виновности или невиновности. Фактически такой тест лишается смысла.

— Не понимаю вас…

— Смотрите, дорогой Гастингс. Положим, некий человек думает, что имеет право помазанника Божьего убить какого-то диктатора, ростовщика, сводника или кого бы то ни было, кто по его мнению ничего другого кроме смерти не заслуживает. И он совершает то, что вы считаете преступным деянием, в то время как сам он считает, что сделал нечто полезное и справедливое. Что с этим может поделать наш несчастный калабарский боб?

— Но уж убийство-то всегда преступное деяние, разве нет? — сказал я.