Врата вечности

Разъяренный Дэвид Джеймз попытался встать, но его ноги были крепко связаны, и он только упал вместе со стулом на пол. Криво усмехаясь, Филипп несколько раз ударил его ногой. Глаза лейтенанта закатились, и на этот раз он действительно потерял сознание. Заметив это, Филипп прекратил избиение и поднял стул вместе с человеком. Казалось, он развлекается с полицейским, которому в этой игре досталась роль куклы.

Пока лейтенант приходил в сознание, Филипп пил шабли, бокал за бокалом, закусывая устрицами, которые нашлись в его холодильнике. Он сбросил халат и сидел обнаженный, блаженствуя не только от вина, но и от мыслей о том, какое удовольствие он получит, пытая человека. Давно уже он не терзал человеческую плоть, с тех пор, как по приказу Фергюса оказался в темнице. И сейчас рарог собирался наверстать упущенное. Он не знал большего наслаждения, чем это.

Глаза Дэвида Джеймза открылись. В них был виден смертельный ужас. Филипп удовлетворенно усмехнулся. Для начала это было совсем не плохо. Он думал, что с полицейским придется повозиться намного дольше. Тот производил впечатление сильного человека. Но сдался почти сразу. Впрочем, как многие физически очень крепкие люди.

Это казалось необъяснимым, но это был факт. Рарог по своему опыту знал, что легче всего бывает напугать того, кто привык, что его все боятся. Такой человек оказывается психологически слабым. Хлипкие и тщедушные привыкли к унижению и побоям, которые они терпят всю свою жизнь от окружающих. И их не просто сломить, потому что их дух закалился в испытаниях.

Рарог много думал над этим феноменом. И пришел к практическому выводу — в жертву он всегда старался выбирать здоровяков. Рарогу было нужно не только напиться крови человека, но и насытиться его страхом.

— Мне кажется, ты уже готов отвечать на мои вопросы, — сказал Филипп. — Если это так, то кивни.

Дэвид Джеймз покорно кивнул.

— Вот и славно, — обаятельно улыбнулся Филипп. Он рывком сорвал скотч с губ полицейского. — Надеюсь, ты меня не разочаруешь, толстяк. А теперь рассказывай.

— Что рассказывать? — хрипло спросил тот.

— Все, — рассмеялся Филипп. По складу своего характера он был довольно легкомысленным и беспечным, как многие из тех, кто родился под ласковым солнцем благодатной Франции, не зависимо от того, люди они или духи. — Начни с того, почему меня подозревают в похищении человека. И закончи тем, почему тебя так интересовало, был ли я в кампусе Royal Holloway university.

И лейтенант Джеймз все рассказал. Он не упомянул только об Оливере Стоуне, но лишь потому, что ему было стыдно произносить имя этого человека. Дэвид Джеймз не сомневался, что тот на его месте не опозорил бы себя в глазах всего Скотленд-Ярда, проявив столь постыдное малодушие, а предпочел бы умереть. Однако это ничего не меняло. Ужас, который внушал ему Филипп Леруа, был превыше заученных профессиональных инструкций. И даже гордости. И даже здравого смысла. Теперь Дэвид Джеймз понимал кроликов, добровольно прыгающих в пасть удава. Уж лучше смерть, чем этот ужас, который он сейчас испытывал.

— Так, значит, девчонка меня запомнила, — задумчиво произнес Филипп, когда лейтенант замолчал. — И она считает, что это я замешан в истории с исчезновением ее дружка.

— Да, — кивнул Дэвид Джеймз. Ему было трудно говорить. Он чувствовал себя так, словно по нему прокатился каток, укладывающий асфальт. При каждом слове и даже вздохе одно из ребер, по всей видимости, сломанное, больно кололо правое легкое.

— А знаешь, лейтенант, ведь она права, — усмехнулся Филипп. — Так оно и было. Парнишка простился со своей подружкой и шел, ничего не подозревая и даже насвистывая, а мы, я и еще двое моих подручных, крались следом. И когда он свернул за угол, а рядом не оказалось ни одного человека, мы напали на него. Скрутили, оглушили и засунули в большой чемодан. Знаешь, такой, на колесиках, в нем слона можно спрятать, если понадобится. Никто и не догадается. Затем уложили чемодан в автомобиль, довезли до аэропорта, сдали в багаж — и через полтора часа получили в аэропорту Берлина свой ценный груз целым и невредимым. Согласись, здорово было задумано?