Категории коллаборационизма и сопротивления обнаруживают не только проблемы историографии оккупации во время Второй мировой войны, но и проблемы памяти. Относительно памяти о Второй мировой войне история спорта («матча смерти» — в особенности) позволяет сделать следующие наблюдения.
«Матч смерти» стал широко известен, поскольку идея героического сопротивления советского населения в эпоху Второй мировой войны трансформировалась в нем в доступный нарратив.
На Украине, однако, существуют два конкурирующих — идеально противоположных — нарратива памяти о Второй мировой войне. Многие бывшие советские граждане с гордостью вспоминают о своих подвигах и духе самопожертвования в годы войны. Из перспективы этой памяти победа над «фашистскими оккупантами» как прежде, так и ныне сохраняет поддерживающую их идентичность силу. У других украинцев преобладает память о войне как времени окончательного и всеобъемлющего подчинения сталинизму. Они вспоминают иных героев — вроде Степана Бандеры, который, пользуясь нападением Германии на Советский Союз, стремился основать независимое украинское государство. В Германии и в России (равно как в восточных регионах Украины) Бандера считается приспешником нацистов. В рамках «обновления национальной памяти» Виктор Ющенко еще в 2009 году объявил его борцом сопротивления против сталинской оккупации, чем вызвал недоумение в Западной Европе и в России[505]
.Раскол в украинской исторической памяти перед лицом так называемого евромайдана и войны на востоке страны представляется фундаментальной проблемой современной украинской идентичности. Однако эта проблема не ограничивается пределами Украины. Это — общеевропейская проблема, которая на Украине лишь проявляется особо остро, словно под увеличительным стеклом. На Западе при воспоминании о Второй мировой войне срабатывает рефлекс: «Гитлер — никогда, Холокост — никогда!». Сравнение сталинизма с национал-социализмом, которое в глазах критиков предполагает их отождествление, спустя десятилетия после спора историков все еще табу. Однако в Восточной Европе — в Польше, например, или в прибалтийских государствах — отказ от национал-социализма и пожелание «Сталин — никогда, советская власть и связанные с ней массовые преступления — никогда!» воспринимаются как минимум как равнозначные.
Как западноевропейская, так и русская политика в отношении истории создают из памяти о Второй мировой войне поляризованный нарратив о коллаборационизме и сопротивлении. В рамках этого нарратива неприятие сталинизма в любой форме становится коллаборационизмом с гитлеровской Германией, сопротивление национал-социализму ретроспективно объявляется единственным приемлемым выбором в условиях оккупированной Европы — вне зависимости от того, насколько сложным было реальное положение. Этот односторонний нарратив о коллаборационизме и сопротивлении рассматривает действия акторов, исходя лишь из их отношения к оккупационной власти, а вдобавок маргинализирует сложный военный опыт людей в Восточной и Средней Европе.
Изучение повседневной жизни периода Второй мировой войны — спорта, например, и киевского матча конкретно, — напротив, свидетельствует: выживание потребовало от людей приспособления, таких форм поведения, которые находятся за рамками спектра коллаборационизма и сопротивления. Вместо того чтобы вопрошать о коллаборационизме и сопротивлении, мы проследили за хлебом. Ибо хлеб был тогда настолько важным ресурсом, что позволяет сегодня объяснить самые различные — резистентные — модели поведения оккупантов и оккупированных. Политика насилия имела следствием и то, что выживание рабочих даже на хлебозаводе, несмотря на их, казалось бы, привилегированное положение, ничем не гарантировалось. Гибель футболистов в феврале 1943 года, весьма вероятно — по стечению обстоятельств, безо всякой связи с матчем, не была актом самопожертвования; она могла настичь любого, просто как следствие насилия — неотъемлемой части немецкой оккупационной политики.
Город как игровое поле
В 2012 году большая группа фанатов команд «Лех» (Познань) и «Краковия» (Краков) атаковала хулиганов группировки «Акулы Вислы».