Лев Яшин придавал советской команде лицо, которое противоречило имиджу механистического коллектива из соцлагеря. Он был одет в черное, у него была обезоруживающая улыбка, он целовал своих поклонниц и в целом был классным типом[286]
.Яшин контрастировал с образом русских и советских людей, который сложился у многих немцев во времена холодной войны, образом, который сформировался еще под влиянием расизма времен нацистской Германии и опыта войны и изгнания. Согласно ему, эти люди были нецивилизованными, грубыми, агрессивными. Манфред Целлер пишет:
Что мне кажется интересным в образе «нового советского человека» — это то, в какой степени образ Яшина, сложившийся на Западе, соответствует тому, каким его хотела изобразить советская пресса[287]
.Однако Яшин лишь потому мог так хорошо функционировать в качестве посла идеи «нового советского человека», что многие элементы отведенной ему роли ему не нужно было играть. Если отложить в сторону идеологическое украшательство, оказывается, что Яшин действительно был таким, каким его пытались представить. Что же касается его «пороков», то на Западе (да и среди советского народа) крепкие напитки, которые символизируют общительность, и сигареты делали его лишь человечнее и симпатичнее.
Отношение к немцам
В 1950-e и 1960-e годы ни один другой русский/советский футболист не завязал столько дружеских связей за границей, как Яшин. Это были отношения, сохранявшиеся долго после окончания его карьеры. Под конец карьеры Яшин признался, что жалеет в жизни лишь об одном:
В войну и пару лет после нам жилось непросто. Страна лежала в руинах, государству были нужны рабочие руки каждого из нас. У молодежи не было времени учиться, и я говорю только на русском языке. У меня много друзей по всему миру, и я многое хотел бы им сказать. Иногда мне для этого нужен переводчик, но обычно мы и так понимаем друг друга. И это здорово[288]
.Особенные отношения у Яшина сложились с Карлом-Хайнцем Хайманом, многолетним главным редактором и издателем журнала
Ил. 5. Лев Яшин во время матча советской и итальянской сборной на Чемпионате мира 1966 года. Фото: Imago Sportfoto
Хайман, родившийся в 1924 году в Австрии, но выросший в Бранденбурге, раньше и сам стоял на воротах. В войну он попал в советский плен и быстро выучил там русский. В лагере тоже играли в футбол. По словам Хольцшу, увлеченность футболом и знания о нем дали Хайману некоторые «преимущества» в глазах охраны. Спустя четыре с половиной года он смог вернуться домой, где поступил в первую Немецкую высшую школу журналистики в Аахене. С 1952 года он начал на постоянной основе писать для
Хайман после войны многое сделал для восстановления взаимопонимания немцев и русских. Он часто ездил в СССР, налаживал контакты со спортивными функционерами и министрами спорта. Русские по-своему уважали его, это было невероятно. На чемпионатах Европы и мира Хайман мог садиться с ними на одну скамью[289]
.Хольцшу вспоминает, как Яшин «бросился на шею Хайману, который был очень растроган. У этих двоих была очень тесная связь. Франц Бекенбауэр как-то заметил, что у Хаймана „русская душа“. Эти двое общались по-русски — а я стоял рядом и ни слова не понимал. Яшин говорил тихо и спокойно»[290]
.