«Вратарь, не суйся за штрафную!». Футбол в культуре и истории Восточной Европы

Но у Шванкмайера все на этом не заканчивается. Опять возникает «но». Даже если нарушаются правила и пространственные границы игры, остаются временные границы — при выключении телевизора по окончании матча все проходит, и действия болельщика после трансляции матча остаются за кадром. Кроме того, фильм, пусть только во время перерыва, через котят напоминает о другом виде игры, который объединяет людей и таких зверей, которые «рождаются с мозгом, способным к обучению, не ограниченным генетическими программами». Речь идет о спонтанной игре без коммерческого интереса, об «исследовании», в котором детеныши зверей и человеческие дети делают первые шаги на пути познания мира, совершая «игровой процесс исследования возможностей»[359], который подразумевает обучение через опыт и ошибки. Котята не стремятся выиграть в своем «кошачьем футболе», они не преследуют никакой цели, они просто играют с орехом, и им не надо забивать его ни в какие ворота. Хотя этот антропоморфный аспект прячется за кулисами, состоящими из опустошенных бутылок пива и водки, он четко представлен в фильме во время перерыва в матче.

Кроме того, в этом фильме, с его подчеркнутым фаллическим подтекстом, на трибунах присутствуют и женщины. В конце концов, можно вспомнить и о бумажных игроках, которые тройкой вальсируют по футбольному полю. В «непрерывности движения»[360] Ханс-Ульрих Гумбрехт видит эстетический момент футбола, который является здесь спасительным. Йохан Хёйзинга видел в танце «одну из чистейших и совершеннейших форм игры»[361], упоминая при этом менуэт и кадриль, то есть фигурные и бальные танцы. И хотя эти образы предстают в фильме почти схематично, через бумажные фигуры, ими ни в коем случае нельзя пренебрегать, поскольку они представляют собой другой способ коммуникации и социального взаимодействия индивидуумов в обществе, контрастирующий с образами гротескно преувеличенного насилия, так ярко вылепленными в фильме. Пусть эти образы «игрового» футбола почти латентны — их следует учитывать: ведь благодаря постоянным переходам от жестокой оргии к танцам и обратно футбол в «Мужских играх» балансирует между игрой и серьезностью, между пенетрацией и нарушением границ — трансгрессией.

Перевод с немецкого Марии Гескиной

Побуждение к молитве

Теа-Эрдмуте Ильгенфриц (Карл Микель)

Наступил вечер, дорогие слушатели и слушательницы, и несколько минут тому назад в Бундеслиге завершился семнадцатый игровой день. Возможно, вы и сами уже многие годы — болельщик той или иной команды, и сами с надеждой следите, на экране или даже на стадионе, за успехами ваших любимчиков. Многие ваши пылкие желания получили здесь свое воплощение, слезы радости вызывает у вас чувство признательности воспарившему над газоном центральному нападающему, который после точной передачи с фланга так интеллигентно забил головой. Однако и тайный гнев, и отчаяние поднимались в глубине души, когда приходилось наблюдать, как ваш либеро, во всем прочем вполне заслуживающий доверия, не успел прикрыть дыру в обороне, в результате чего преждевременное и излишнее отставание в игре на своем поле сбило с толку вашу команду…

Как сильно походит, однако, на подобную игру наша земная жизнь. Не по справедливости распределяются среди людей блага, и не раз, должно быть, посещали вас раздумья о том, как, кроме вас, гоняется за объектом вожделения еще двадцать один человек. То может быть футбольный мяч, какое-то особое положение на карьерной лестнице или просто товар по сходной цене на окончательной распродаже. Случается, речь идет и о спасении жизни: когда ваше личное место в таблице оставляет повод для наихудших опасений, и угроза перемещения в низшую лигу не дает покоя ни днем ни ночью. Не каждому ведь дано стоять на свежем зеленом газоне в лучах софитов; в час величайшего успеха мы должны найти минуту, чтобы вспомнить и о тех, кто изо дня в день гоняет мяч перед скудной кулисой на коровьей лужайке, на посыпанных шлаком площадках крайслиг A, B и C. И нередко мы задаемся вопросом, справедливо ли устроен этот мир, где столь грубые фолы остаются без возмездия, и где мы избегаем одиннадцатиметрового, которого совершенно очевидно заслуживаем. После иного пинка сзади месяцами лежим в гипсе, не зная, что будет. Слепа ли наша судьба? Есть ли Бог на небесах?!