Времена

Сборные лагеря были последними местами пребывания на родине; люди находились под стражей, а фильтрация состояла прежде всего в конфискации имущества, декларированного в списках: в первую очередь денег, а также движимости и недвижимости. Проверялись точные персональные данные. Следовало разделение по полу. Людей раздевали догола и тщательно обследовали тело. В заключение специально назначенный судебный исполнитель вручал каждому депортируемому приказ о конфискации всего его имущества «в пользу Германского рейха». Затем, «отфильтровав» таким образом людей, их отвозили на вокзалы. Все эти действия осуществлялись исходя из «Руководства по эвакуации евреев».

Железнодорожные вагоны 3 класса, в один из которых попали Симон с Августой, были старыми двух-четырёхостными фургонами с деревянными скамьями развёрнутыми друг против друга. В таком «купе» по обе стороны вагона предполагались 8 сидячих мест, в то время как набивали туда 10–12, а то и больше. К моменту отправления окна и двери были закрыты. Поезд, отправленный 17 августа с грузовой станции Лертер, двигался, пропуская военные эшелоны с солдатами и грузами, в течение суток. Когда поезд стоял на запасных путях, людей ни водой, ни едой не обеспечивали. Питались припасённым, если ещё что-то оставалось. Иногда делились, если кто-то не выдерживал плача детей. Среди престарелых были и молодые, так как депортации подлежала вся семья, проживавшая вместе в одной квартире. В туалет выстраивались большие очереди. Воды в нём также не было. Воздух был спёрт и тяжёл. Сильно воняло. Сердечники находились в полуобморочном состоянии. Ночью спали сидя и по очереди. То тут, то там вспыхивали скандалы. Люди теряли человеческий облик. Наконец 18 августа поезд, не доезжая до местного вокзала, остановился за километр от платформы. Людей погнали в крепость, но уже можно было, обливаясь потом, хотя бы дышать свежим воздухом.

В Терезине, по прибытии, людей послали в душевые. Многие испугались, но это действительно оказались душевые, правда, только с холодной водой. Затем началось распределение жилья. Симон и Августа были помещены в соседних комнатах: Симон в блоке IV, этаж D, комната 16, а Августа там же, в комнате 19. Теперь можно было оглядеться и передохнуть.

Два жилища, которые им достались, были небольшими кельями с зарешёченным окном. Они сохраняли следы предыдущих обитателей. На деревянных полатях лежало то, что можно было условно назвать подушкой. Лоскутная тряпка означала, видимо, одеяло. Симон подумал, что худо-бедно, но постельное бельё им оставили, значит, оно было и у предыдущего хозяина, а он, должно быть, обменял его. На что? Разумеется, на съестное. На полке, скособочившейся на серой обшарпанной стене, он обнаружил железную кружку, помятую алюминиевую тарелку и рулончик из старых газет. А в углу кельи лежали цветные стекляшки и кучка камешков. Наверно, здесь обитал ещё и ребёнок.

Измученный почти бессонной ночью в поезде, Симон, преодолевая брезгливость – вещи свои они смогут забрать лишь завтра – свалился и заснул.

Он поспал немного и проснулся часа через три. Но это не было обычным ночным пробуждением. Видеть он не мог, было темно, но чувствовал, что эскадроны врагов разворачиваются на его теле, как в театре военных действий. Вши, как партизаны, действовали в лесистых частях плоти, а лицо его к тому же атаковала лёгкая кавалерия блох. В ужасе он вскочил и обхватил от отчаяния голову руками. Затем поднялся и пошёл к Августе. Дверь к ней была открыта, и сестра не спала. Так и просидели они вдвоём до утра, не в силах обсудить случившееся с ними.

На следующий день он стал свидетелем жуткой сцены. Пригнали группу людей, собранных, видимо, из других лагерей. Назвать людьми их было трудно, скорее полупокойниками. Их выстроили перед душем. Мужчин отделили от женщин. По правилам гетто совместное проживание мужчин и женщин не допускалось, даже для семейных пар. Чего опасались власти, было непонятно, особенно в данном случае. Кон подумал: неужели половых связей? Одежду полагалось сдать на дезинфекцию, поэтому мужчин заставили раздеться. Кон, которого конвойным не было видно, глянул и обомлел. Сердце и другие важнейшие органы «съели» всё, что ещё можно было съесть из их обглоданного голодом тела. Было странно, какие мышцы передвигают эти ноги? Мяса на костях не было никакого, разве что можно было принять за таковое детородный орган. Какие уж там половые связи?