Читаем Времена и люди. Разговор с другом полностью

— Ну вас к лешему, — сказал Витька. — Мне уже один раз по заднице попало, больше не хочу. — И, не попрощавшись, побежал в свою родную Сорок пятую — кого он еще там встретит из старых дружков, а может, уже и никого не встретит, может, полегли Витькины друзья, прорывая блокаду.

У воинских частей, как и у людей, есть личные судьбы. И так же, как у людей, есть судьбы легкие и есть судьбы трудные, ровные и неровные. Судьба Сорок пятой — трудная и неровная судьба. Ей достались лавры Сольцов, первого нашего контрудара, но именно она, в окружении немцев, вынуждена была отступить к самому Ленинграду. Она получила Гвардию за сверхгероические усилия осенью сорок второго, и те же усилия в дни прорыва блокады не принесли ей славы. Дивизия в составе Ленинградского корпуса взломала «Северный Вал» в январе сорок четвертого, была на острие атаки, была признана ударной и получила звание Красносельской. Но в конце войны она воевала отнюдь не там, где мечтала воевать еще с двадцать второго июня сорок первого. Сорок пятая гвардейская не брала Берлин и не водружала красное знамя над рейхстагом: в эти дни она доколачивала гитлеровцев в Курляндии… Но тех, кто воевал в курляндских болотах, разве не встречал Ленинград так, как еще никого никогда не встречал? Разве забудется марш нашей гвардии по улицам Ленинграда летом сорок пятого, разве исчезнет из памяти золотое солнце над Дворцовой площадью, где ленинградская гвардия прошла парадом?

Георгия Суворова не было в дивизии, когда она вернулась домой с победой. У этого поэта была трудная судьба. Этот «сибиряк на Неве», как он сам себя называл, испытал все: и встречу с Витькой Балычевым на Неве в январе сорок третьего, и счастье увольнительной в Ленинград в январе сорок четвертого сроком на один час. Впрочем, ему и минуты тогда бы хватило: победа! — вот с каким единственным словом было связано его прощанье с Ленинградом.

И «прости» это было навсегда. «Ну, приезжай скорей, мы будем петь с тобой под грохот батарей…» Я приехал. Суворова уже не было.

<p><strong>12</strong></p>

Всю зиму и почти всю весну сорок третьего года под Ленинградом шли тяжелые бои, бои за Красный Бор, бои за Синявино и Мгу, бои за 8-ю ГЭС. «Бои местного значения» — так они именовались в сводках Совинформбюро. Конечно, по сравнению с битвой на Волге, где впервые немцы были взяты в гигантские клещи, а затем раздавлены или пленены в «котле», по сравнению с Донским, Степным и Сталинградским фронтами военные события под Ленинградом были боями местного значения.

И все же это были бои, имевшие отнюдь не только местное значение. Тридцать отборных немецких дивизий вынужден был Гитлер бросить на защиту своего «Северного Вала». Эти тридцать дивизий были позарез нужны ему на Волге, но снять их с Ленинградского фронта он не мог: это означало бы, что фашисты отказались от Ленинграда. Но они не отказались от Ленинграда, и как бы теперь ни называли военные идеи Гитлера битые немецкие генералы, как бы они ни честили эти идеи «бредовыми», а самого Гитлера «маньяком», — захват Ленинграда был всегда одной из главных задач германского командования.

После прорыва блокады немцы и с юга и с запада от Ленинграда остались на прежних своих рубежах. Они по-прежнему могли наблюдать за жизнью города, они видели Ленинград, они видели его возрождение, они видели заводские трубы, которые вновь начали дымить, они слушали по радио концерты симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета, они читали «Ленинградскую правду», которая печаталась в нескольких километрах от переднего края и которая из номера в номер сообщала об успехах ленинградцев во всех областях труда, науки и культуры. И слушая концерты, и читая «Ленправду», они обстреливали Кировский, и завод имени Жданова, и «Электросилу», и «Большевик». Надо ли еще продолжать именной список заводов-героев, девятьсот дней работавших под огнем!

Немцы еще могли успешно уничтожать «живую силу» противника — зрителей ленинградских театров, слушателей Филармонии, школьников, раненых, реставраторов Адмиралтейства и Эрмитажа… Поистине фашизм должен был перестать быть фашизмом, чтобы немцы сами отказались от Ленинграда. Так что Гитлер Гитлером, а его идеи полностью разделяло руководство вермахта. Любая трещина в рядах ленинградцев — и Гитлер вполне компенсировал бы себя за траурные флаги по случаю поражения на Волге.

Нет, нам не пришлось вывешивать траурные флаги по случаю победы фашизма на Неве. Зато красные флаги победы хранились в каждом доме, даже в тех, которые полностью вымерли прошлой зимой. Прорыв блокады — это была только первая победа, давшая узкую полоску земли к югу от Ладожского озера. Эта узкая полоска земли сделала нас независимыми от Ледовой трассы, но Ледовая трасса продолжала работать параллельно с новой железной дорогой. Мы знали, что испытание еще не кончено, мы знали, о, мы знали, каких жертв стоили нам бои местного значения!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне