Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

А теперь расскажу о двух эксклюзивных фотографиях, которыми я очень горжусь, потому что их вообще не должно было быть. В советские годы не было никаких ночных клубов и других развлекательных заведений, кроме ресторанов. Поэтому у нас было заведено, что мы собирались у Бори Мессерера, благо мастерская у него была большая. Там встречались очень интересные люди, многие мечтали познакомиться и пообщаться с Борей и его женой – Беллой Ахмадулиной. Как-то раз, это было в 1979 году, звонит мне Боря и говорит: «Приезжай, у нас сегодня будет Микеланджело Антониони, и фотоаппарат захвати».

А я очень любил Антониони и кое-что про него знал, поэтому сразу сказал: «Боря, он не будет фотографироваться». У Антониони был ступор по отношению к фотокамере, в ее присутствии у него буквально начинался нервный тик. Довольно редкое явление, что-то подобное мне еще встречалось лишь у Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Когда человек категорически не может фотографироваться и смотреть в объектив фотоаппарата…

Тем не менее я помчался в мастерскую к Мессереру. Я с огромным пиететом и восхищением относился к Антониони. Из ряда гениальных итальянских режиссеров, таких как Федерико Феллини или Лукино Висконти, его стилистика для меня самая близкая. Во ВГИКе у нас была своя фильмотека, которой обменивались киношколы мира. Фильмы в ней собрались на языке оригинала, без перевода и титров. И у нас было четыре фильма Антониони: «Приключение», «Затмение», «Крик» и «Ночь». И я по монтажным листам, в которых был перевод, выучил покадрово расшифровки всех этих фильмов, и потом, не зная итальянского языка, синхронно переводил их во время сеансов всем остальным студентам. На то, чтобы это все выучить, ушло полтора месяца бессонной жизни – только в молодости можно себе такое позволить.

Приезжаю я к Боре, ненавязчиво настраиваю камеру, но Антониони через переводчика говорит: «Нет-нет-нет». Я обращаюсь к Мессереру: «Боря, я же предупреждал, я знал, что так будет». Естественно, я оставил камеру в покое и тоже пошел общаться, принимать участие в застолье. И чтобы выказать глубину своего преклонения перед Антониони, я рассказал историю, как во ВГИКе переводил его фильмы. На него, видимо, это произвело впечатление, потому что через некоторое время Антониони вдруг сам предложил: «Давайте снимемся». Я побежал к камере и запечатлел наше собрание. Но на всех кадрах Антониони только в профиль, он ни разу не посмотрел в кадр. И даже поддерживал лицо рукой, чтобы тика не было заметно. Я очень дорожу этими фотографиями, еще и потому, что на них, помимо итальянского режиссера, запечатлены Высоцкий, Ахмадулина, Любимов, Андрей Вознесенский…

Андрей посвятил мне потом небольшое четверостишие:

Аристократизм в красоте,
Не среди родословных дубрав.
Сын плотника – на кресте.
Плотников – фото-граф

.

А история с Антониони имела продолжение. Через какое-то время он вновь приехал в Москву. На этот раз был свидетелем на свадьбе своего соавтора и друга – сценариста Тонино Гуэрра и русской переводчицы Лоры Яблочкиной. На торжество во Дворец бракосочетания имени Грибоедова позвали и меня. Лора мне сказала: «Ты знаешь, Антониони согласился потерпеть из фотографов только тебя». Народу было совсем немного, Антониони был свидетелем с итальянской стороны, а с нашей стороны – Андрей Тарковский. Я снял несколько кадров Антониони на фоне бюста Ленина. Более того, эта съемка подарила мне уникальный кадр – смеющегося Антониони. Этот же человек вообще никогда не смеялся! А рассмешило его вот что: к гостям вышла сотрудница ЗАГСа (дама с указкой), все встали перед ней на советскую красную ковровую дорожку. И тут эта дама заявила: «Так, сойдите с коврика, коврик только для брачующихся». А уж когда эта дама начала говорить свою протокольную речь, что «от имени и по поручению…», даже невеста стала смотреть в сторону, чтобы не прыснуть от смеха…

Как я перепел самого Иосифа Кобзона

Народная мудрость: «Как нельзя остановить бегущего бизона, так нельзя остановить поющего Кобзона!» Но был случай: я перепел самого Кобзона.

Дело было на свадьбе дочери композитора Флярковского, на тот момент еще и заместителя министра культуры РСФСР. Кто не понял – это Александр Георгиевич Флярковский, и никакого отношения к телеведущему Владиславу Флярковскому он не имеет. Свадьба в ресторане «Националь», мы сидим за одним столиком с Иосифом Кобзоном. Он не может не петь, я ему оппонирую: он – песню, я – песню. Кобзон в недоумении: откуда молодой человек (то есть я) так богат песенным репертуаром? Не знал, что вырос я под радио, которое оставляла мне мама, когда уходила на работу.