Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

Кстати, галстук-бабочка на снимке – мой. Во время приготовлений он сбился. Но когда я представил, что сейчас пойду ему еще и бабочку поправлять, меня точно прибьют. (Позже эту бабочку фотошопом на место подвинули). Потом подошел Котя (так звали Константина Райкина родные и близкие) и попросил сфотографировать его с отцом. А уже три минуты как спектакль должен был начаться, пять, семь… Это было просто неслыханно! Райкин всегда начинал секунда в секунду. Я быстро снял их двоих, потом сгреб всю аппаратуру за кулисы и выдохнул. Но нервотрепка того стоила. Появилась прекрасная фотография.

Котя Райкин

Константина Райкина я впервые увидел в театре «Современник», где он играл вместе с Валентином Гафтом в спектакле самого Анджея Вайды «Как брат брату». Костя работал в «Современнике» много лет, и я наблюдал, как он менялся, как превращался в интересного актера.

Мне то время запомнилось вот еще чем: одновременно с Котей становился популярным и необыкновенным другой актер, из театра «Ленком», – Николай Караченцов. В то время оба они были не так известны и узнаваемы, как сейчас. В силу их неординарной внешности многие их путали друг с другом. Причем Котя, которого с детства доставали сравнением с отцом и вопросами: «Мальчик, а ты кем будешь, когда вырастешь?» – на восторги по поводу спектакля «Тиль» в «Ленкоме» мрачно рычал – это не я, это Караченцов. Самому Коле было проще: он на подобные восторги, относящиеся к творчеству Аркадия Райкина, а также просьбы передавать ему приветы и наилучшие пожелания отвечал, что Аркадий Райкин не его отец, а Константина.

Из-за этой вот истории в их жизни я и поместил в своем альбоме № 02 фото Коти и Коли на одном развороте. Оба, кстати, оказались одетыми в смокинги…

Вот как летит время, и люди вырастают в больших артистов. Действительно, Константин превратил Театр миниатюр Аркадия Райкина в «Сатирикон», который очень популярен и успешен в Москве. Рядом с театром выстроили огромный торгово-развлекательный центр «Райкин Плаза», чтобы таксисты точно знали, где в Марьиной Роще прописаны Аркадий и Константин Райкины.

Татьяна Пельтцер

С Татьяной Ивановной Пельтцер я был давно знаком. Но это был уровень «здрасьте, здрасьте». А тут я понял, что она – натура уходящая, и когда в театре у Марка Захарова в 1989 году поставили «Поминальную молитву» (по одноименной пьесе Григория Горина, написанной по мотивам произведений Шолом-Алейхема), я говорю Абдулову: «Саша, надо снять Татьяну Ивановну, она же потрясающая личность».

Мне тогда пришлось долго уговаривать Сашу сделать это фото. Он отнекивался: «Да ну что ты, бáшка (бабушка) совсем больна». Дело в том, что Татьяну Ивановну тогда уже привозили из больницы на спектакль, а потом сразу увозили. И Саша каждый раз репетировал с ней перед выходом на сцену, потому что понимал – память у нее уже не та…

Это было очень трогательно. Пельтцер плохо ориентировалась в пространстве и часто забывала слова. А Абдулов говорил: «Так, бáшка, бáшка, мы выходим из какой кулисы? Пра-а-авильно, из правой. Делаем сколько шагов вперед? Пра-а-авильно – пять. Я тебе потом что говорю? А ты мне?» И так каждый раз.

Снимать по ходу спектакля я не люблю, это не мой стиль. А сделать фото Пельтцер мне очень хотелось. Тогда в театре, внизу было чудное артистическое кафе, и вот однажды я туда натащил всякого реквизита, снял с пианино доску, принес картину. В общем, сделал подобие интерьера. И мы с Сашей в большом антракте спектакля тихо на лифте спустили Татьяну Ивановну и усадили в кафе в кресло. Она уже в то время плохо видела. И я говорю: «Татьяна Ивановна, Татьяна Ивановна, я здесь». Фото получилось отличное, спасибо Абдулову, – он замечательно ей подыграл, и я снял обоих. Получилась совершенно потрясающая пара: бабушка и внучек.

Эту фотографию я потом подарил «Ленкому», и она теперь висит в фойе театра.

Ватикан. Михаил Плетнев

Когда в 1991 году проходили гастроли Российского национального симфонического оркестра Михаила Плетнева в Ватикане, в которых я тоже принимал участие, папа пригласил его с группой в зал Благовещения собора Св. Петра, где висит огромный гобелен. И я, воспитанный на «Золотом ключике», как Буратино, решил выяснить, а что там за гобеленом? И я туда захожу и вижу балкон, с которого открывается ошеломляющий вид на пространство храма. Когда стоишь там, смотришь сверху, и люди кажутся муравьями…