И вот за полукруглым столом этого ресторанчика нас собралось человек семь-восемь. Алла с Филиппом, Белла с Сашей Розенбаумом, Анатолий Собчак, я и кто-то еще. Было это, кажется, в 1993 году. Собчак был уже мэром нашего города.
Анатолий Александрович солирует, поддерживает энергию встречи. Мы с Розенбаумом, Аллой и Филиппом общаемся. А Собчак недоуменно смотрит на меня: кто я такой… Потом он, видимо, обо мне спросил.
Довольно скоро у нас установились замечательные отношения.
Вспоминается случай, как однажды нужно было сфотографировать Мстислава Ростроповича. И после репетиции концертного исполнения «Леди Макбет Мценского уезда» Дмитрия Шостаковича, дирижером которого являлся Мстислав Леопольдович, Собчак привез его ко мне в мастерскую на Пушкинскую. А Люда Нарусова принесла в кастрюле гречневую кашу, почти как крестьянину в поле, надо же накормить мужика. И они вдвоем начали есть эту кашу прямо из миски, по-фронтовому. И когда я это увидел, сразу приготовился снимать. У меня уже стоял свет и аппаратура, я только слегка свет на них перевел. У меня, конечно, была нормальная посуда, и я потом дал им тарелки, но сначала я запечатлел эту замечательную сцену.
Много снимал я и самого Собчака, а однажды Анатолий Александрович сам попросил меня сделать его фотографию для представительских целей: в галстуке, в рубашке, портрет по колено. В то время он блистал по всему миру, и в город на Неве приезжали замечательные иностранные гости.
Я уже говорил, что никогда не любил слово «Ленинград» и всегда отдавал предпочтение Петербургу. Так вот в 1972 году я взял себе псевдоним «Петербургский», стал подписывать свои работы «Валерий Петербургский» и поклялся публиковаться под ним до тех пор, пока моему родному городу не вернут историческое имя.
Понятно, это лишь на несведущих было рассчитано, потому что остальные все равно знали, кто это такой. Но мне было приятно, когда в одной крупной газете завотделом на летучке сказал: «А что вы носитесь с этим Плотниковым, вот сейчас появился фотограф Петербургский, не хуже вашего Плотникова снимает». При этом псевдоним довольно вызывающий был: мне из-за него не делали выставки, не публиковали под ним. Говорили: «У нас нет такого города – Санкт-Петербург, мы не можем вас представлять».
Мало того, я в интервью всегда расшифровывал свой псевдоним. Говорил, зачем взял его. Естественно, эти мои слова никогда не печатали. Но я не боялся говорить. Ведь за это не расстреливали. Да и кто я такой, чтобы на мои слова особенно внимание обращать? Я не Александр Исаевич и не Александр Галич. И я объяснял, что, подобно Фиделю Кастро, который заявил, что не будет брить бороду, пока не построят социализм на Кубе, не буду менять псевдоним, пока город не переименуют.
А получилось все так. Снимая Собчака у камина, на фоне мраморного бюста Екатерины Второй, я вдруг сказал: «Что же это у нас до сих пор город называется Г…град? Должны же мы вернуться к подлинному имени, отказаться от этой воровской кликухи».
Так и сказал – воровская кликуха, революционное погоняло… У нас же все революционеры отказывались от своих настоящих фамилий. И Собчак проникся идеей и вынес ее на городской референдум. Я был безмерно благодарен жителям, потому что не ожидал, что большинство тогда еще ленинградцев поддержит инициативу. Правда, к сожалению, я уверен, что сегодня процентов шестьдесят петербуржцев голосовали бы за возвращение городу имени Ленина.
Собчак был родом из Читы, то есть не местным, но он схватывал все на лету, впитывал, и идея переименования города пришлась ему по душе. Я видел, что Анатолий Александрович прекрасно понимал, что через этот город он может повысить свой статус, создать себе имя большого политика. И он действительно вытащил город из уездного болота. И я подспудно, но достаточно четко, слышал московский скрежет зубовный, потому что многие высокие иностранные гости приезжали в Петербург, минуя Москву. И Собчак прекрасно понимал, что он может сделать из нашего города европейский мировой центр. Он умел обаять людей, умел общаться с ними и был настоящий европеец.
И Анатолий Александрович провел в июне 1991 года референдум по переименованию города и сделал это так, чтобы не надо было спрашивать разрешения в Москве, но на референдуме я был поражен: за Петербург при явке в 64 % проголосовало 54 % горожан, отнюдь не подавляющее большинство. А против высказалось 42 %.