Времена оттепели прошли. Воспоминания фотографа

А в том, что Анатолий Александрович потом «профукал» выборы мэра, мне кажется, виновата не «рука Москвы», не кремлевское решение, а то, что в людях он разбирался не очень хорошо и в какой-то степени презирал их. Когда он пошел на вторые выборы, я ему говорил: «Анатолий Александрович, нужно сделать современную выборную кампанию». На своих первых выборах, которые он выиграл, он ездил на заводы, на фабрики, в разные НИИ, выступал там, агитировал. А во второй раз он уже, наверное, так был уверен в своей непогрешимости и во всеобщей любви к нему, что решил вообще ничего не проводить. Прежде его действительно очень любили, я сам видел, как на многочисленных встречах к нему бросались люди: «Анатолий Александрович, мы за вас голосовали».

Мы со Степой, моим сыном, без всяких договоров и финансовых обязательств, сделали ему изобразительную часть его предвыборной рекламы. «Анатолий Александрович, все должно быть в движении». А он: «Как у Ленина, что ли?» – «Да, надо все время действовать». Но я понял, что все рухнуло, когда начальником предвыборного штаба он взял Людмилу Нарусову. Тогда я сказал: «Мы проиграли».

К Анатолию Александровичу относились по-разному, а вот к Нарусовой отношение было отрицательное у всех жителей города. Во время предвыборной кампании улицы были завешаны чудовищными плакатами – за столом сидел Собчак с жуткими руками-клешнями, а за спиной у него – здание Петропавловской крепости, вызывающей у людей определенные ассоциации. Этими портретами повсеместно заменили рекламные постеры, приносящие городу деньги, их было не два-три, а тысячи – Собчак, Собчак, Собчак. И о чем только его предвыборный штаб думал?.. К сожалению, я не имел возможности вмешиваться в эти процессы.

А как он проводил свою первую кампанию! Как он выступал, как убеждал, как замечательно говорил! А во второй раз было все иначе…

Лишь позже я услышал о потрясающем примере из истории американских выборов. Когда господин Никсон решил избираться на второй президентский срок, имиджмейкеры сказали ему: «Вы должны научиться улыбаться». Он отказывался: «Это не мое, я не буду. Я не умею». Есть такие люди – Антониони, например, не умеет улыбаться. Ему ответили: «Нет проблем. В таком случае вы проиграете эти выборы…» И он стал перед зеркалом тренировать мимические мышцы лица, буквально учась растягивать их в улыбку. Если бы я рассказал тогда Анатолию Александровичу эту историю, возможно, все сложилось бы иначе…

И когда я слышу о том, что Москва его забодала, закатала черными шарами, я могу утверждать: все, что сделал Анатолий Александрович, он сделал сам. Не надо болтать про козни Москвы. Никакие козни не могли бы ничего сделать против трех или четырех миллионов избирателей. Когда Людмила Борисовна искала того, кто погубил ее мужа, выясняла, почему он проиграл, я сказал: «Не надо искать никого на стороне – подойдите к зеркалу».

Для такого честолюбивого человека как Собчак проиграть выборы было чудовищно, страшно. С одной стороны, он был остер на язык. С другой стороны, меня поражало, насколько по-разному он вел себя с разными людьми, не всегда понимая, как и с кем следует разговаривать. Например, в Москве в Верховном Совете он остроумно сражался с оппонентами, мастерски срезал всех, ставил в угол. А в Петербурге, где он уже был мэром, он совсем иначе выступал в Законодательном собрании. Его аргументы вдруг начинали сводиться к беспомощному «сам дурак» и «этот доцентишко», и уже в помине не было того блеска, который он являл в Верховном Совете, где, как он считал, все были равными ему.

Когда Собчака «свергли» в 1996 году, Путин был единственным из той команды Собчака, кто отказался ехать в Москву. Может быть, у него все было просчитано и он знал, что все равно будет в столице, но он его не сдал, не отвернулся от него, и то, что Людмила стала сенатором, это его рук дело.

Как я одевал знаменитостей

Когда я снимал Святослава Теофиловича Рихтера, он потрясающе сидел за инструментом, а потом вставал и какой-то нетвердой походкой уходил за кулисы. Но мне такие фотографии не очень нравились, хотелось что-то преобразовать, снять Рихтера совсем иначе. Я пытался переставить его кабинетный «Стейнвей», чтобы он оказался на фоне белой стены, но выяснилось: его нельзя трогать, он настроен.

Рихтер был гениальным и как музыкант, и как личность, а вот одежда его попросту не волновала. И однажды у меня появилась удивительная идея. Я принес с собой черный свитер под горло, который хотел на него надеть. Тогда бы на фото получились только его руки и мощная голова. И вдруг Святослав Теофилович отказывается: «Я не ношу свитер под горло, он меня душит». Что же делать? Этот свитер мне был позарез нужен в кадре.

Но тут в комнату вошла его прелестная жена, словно мне ее небеса послали, певица Нина Львовна Дорлиак. И она сказала: «Стасик, если Валерий говорит, значит, надо надеть». И он надел этот свитер. Так появилась замечательная фотография, которая всем нравится и много раз печаталась.