Времени в обрез: ускорение жизни при цифровом капитализме

Тема роли, которую продолжает играть часовое время в производительности труда, будет раскрыта в главе 4. Многие факты однозначно указывают на то, что использование часов для повышения темпа работы было еще более характерно для первых лет XX в., отмеченных такими достижениями, как научная организация труда и тейлоризм[65]. Впоследствии эти процессы были увековечены в фильме Чарли Чаплина 1936 г. «Новые времена», где изображается отчужденный заводской рабочий, в буквальном смысле сражающийся с часами, чтобы замедлить производственный процесс.

Бесспорно, что к началу XX в. зарождалось новое чувство темпоральной обязательности. Люди, жившие в ту эпоху, не могли не осознавать того, как меняется темп труда и социальной жизни, а также становления культуры, в которой нормой стали точный счет времени, эффективность и пунктуальность.

Но чтобы понять, какое место занимает скорость в современном культурном воображении, нам нужно перестать уделять такое внимание часам как артефактам, играющим роль талисманов. Судя по всему, такие коммуникационные системы, как железные дороги, телеграф, телефон и беспроводная связь, были не менее важны в качестве более точных устройств для отсчета времени, которые определяли как его восприятие, так и организацию жизни людей. Как мы увидим, этот новый материальный мир парадоксальным образом принес с собой одновременно оптимистическое чувство защищенности и подконтрольности событий и чувство незащищенности, ощущение того, что мир ускоряется и выходит из-под контроля. Как отмечает Ханна Гей, «в начале XX века два эти чувства существовали параллельно, находясь в состоянии взаимного конфликта»[66].

Механическая скорость и современность

О масштабных социальных и технических изменениях, происходивших с середины XIX по середину XX в., написано немало. Историк культуры Стивен Керна показал, как инновации в искусстве, архитектуре, литературе, науке и технике влияли друг на друга и оказывали взаимное вдохновляющее воздействие[67]. Неотъемлемым от этих процессов было достижение высоких скоростей, затрагивавшее все аспекты общества. Скорость в смысле скорости, с которой работают современные машины, на протяжении этого периода сформировала мощный культурный нарратив, связавший машины, деньги и прогресс. Многим из этих новшеств предшествовал телеграф, настолько изменивший структуру социальных отношений, что его называют «викторианским интернетом»[68]. Поэтому мы рассмотрим этот пример, прежде чем начинать разговор о прославлении скорости авангардистами-модернистами[69].

Но сначала было бы полезно поговорить об устойчивой связи между скоростью машин и прогрессом. Хотя идея прогресса восходит своими корнями к античному миру, она становится влиятельной социальной идеологией лишь в первой половине XX в. Термином «модерн» принято обозначать исторический процесс стабильных достижений и повышения материального благосостояния людей, вызванный техническими инновациями. Каким же образом, задается вопросом Джон Томлинсон, сама скорость стала главным символом социального прогресса?[70]

Один из ответов сводится к прямолинейной ассоциации между темпом механического производства и ростом материального благосостояния. Высокая скорость производства, перевозок и связи экономила огромное количество физического труда и времени, в то же время обеспечивая людей доступными материальными благами. Впервые в истории человеческая изобретательность при использовании механической энергии как будто бы одержала верх над естественным порядком, породив такие инженерные понятия, как контроль и управление. Рациональная механическая скорость обещала преодолеть физическую реальность, воплощенную в пространстве, расстояниях и разделенности, служивших препятствиями к удовлетворению человеческих потребностей и желаний.