Читаем Время банкетов. Политика и символика одного поколения (1818–1848) полностью

За несколько месяцев порядок цифр полностью переменился. и поскольку Реньо, свежеиспеченный республиканец, не колеблясь приписывает решающую роль в свержении Луи-Филиппа народу, у него нет никакого резона преувеличивать значение манифестаций, состоявшихся при прошлом режиме и стоивших, как Реньо хорошо помнил, таких больших трудов. Вдобавок эта цифра казалась ему очень незначительной по сравнению с британскими общественными движениями, с которыми он был хорошо знаком[609]. Но сегодня, полтора столетия спустя, мы не обязаны верить ни его сведениям, ни его оценкам.

Проблему общей численности решить сравнительно просто, нужно только четко определить, о чем именно идет речь. Сравнительно просто — потому что если, например, численность людей, принявших участие в уличных выступлениях, представители разных лагерей оценивали по-разному, то относительно банкетов все сходились на одних и тех же цифрах. Мы располагаем двойной оценкой для полусотни банкетов, и за редкими исключениями результаты во всех случаях примерно одинаковые[610]. Обычно цифры, называемые организаторами, на десять-двадцать процентов превосходят официальные: возникает впечатление, что в большинстве случаев люди, ведшие статистику, просто округляли цифру, одни в сторону увеличения, другие в сторону уменьшения, исходя из быстрого осмотра зала и подсчета количества столов и количества гостей за каждым из них. Нужно заметить также, что в тех случаях, когда организаторы объявляли, что выбранная зала слишком мала и не вместит всех желающих, называемая ими цифра, как правило, очень незначительно превосходила цифру, называемую администрацией, из чего следует, что организаторы в самом деле были вынуждены многим отказывать. Сходным образом и очень низкие цифры, называемые министерством относительно банкетов в Витре или Перигё, также кажутся весьма правдоподобными всякому, кто знает, с какой изящной неопределенностью отзывались об этих банкетах газеты, сочувствующие движению: если «Национальная» пишет о «внушительном числе участников», не называя конкретной цифры, логично предположить, что цифра не отвечала ожиданиям и надеждам организаторов[611].

Сложность в другом. Министерство юстиции сообщает о пятидесяти двух банкетах; брошюра Рене Дюбая — о пятидесяти трех, но перечни эти не совпадают. Министерство включило в свой список ряд манифестаций, которые борцы за реформу не признавали своими (например, банкет 10 августа в Ле-Мане или в конце июля в Шантенé, неподалеку от Нанта, или в Монтелимаре, а ведь там не произнесли тоста за избирательную реформу), зато в министерский список не вошли банкеты, которые реформисты, напротив, признавали своими: реймсский, а также два банкета, состоявшиеся в начале января в Тулузе и Лиможе. Чтобы получить представление о размахе движения, лучше всего исходить из списка Рене Дюбая и к каждому банкету из этого списка прилагать то число участников, какое указано в министерском списке; исключение следует сделать только для города Шалон-сюр-Сон, где, как уже говорилось выше, власти явно занизили цифру, и применительно к этому банкету корректнее использовать сведения, сообщенные в газете префектуры. В тех случаях, когда у нас нет официальных данных, мы будем исходить из самой низкой цифры, приведенной в газетах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги