Время бросать камни

Посылал он небольшие статейки и в петербургские издания. Но о их судьбе Дмитрий ничего не знал. Опасаясь строжайшего наблюдения в семинарии за перепиской, он своего обратного адреса редакторам не сообщал.

Но можно ли всему этому придавать серьезное значение? Его смущало, что статьи он пишет так же легко и быстро, как и классные сочинения, которых задают им по пятнадцать — двадцать штук в году, или проповеди на библейские тексты. Беда его литературных сочинений, как он думал, в том, что слог в них такой же тяжелый, как в классных работах. Нет легкости в его пере. Не умеет он выразить красоту мира, нарисовать людей такими, какими они видятся ему.

Да и не безумие ли думать о литературном пути? Талант — редкий дар. Кто может укрепить его в мысли, что у него есть этот литературный дар?

Как говорит о литературе его любимый Писарев?

«Чтобы действительно писать кровью сердца и соком нервов, необходимо беспредельно и глубоко сознательно любить и ненавидеть. А чтобы любить и ненавидеть и чтобы эта любовь и ненависть были чисты от всяких примесей личной корысти и мелкого тщеславия, необходимо многое передумать и многое узнать».

А много ли у него таких знаний? Достаточно ли хорошо он знает жизнь народа?

Он вышел к излучине Камы. По большой воде, преодолевая сильное течение, снизу медленно поднимался белоснежный пароход. За ним на буксире тянулась плоская арестантская баржа. Значит, в очередном номере «Пермских губернских ведомостей» появится сообщение о прибытии из Нижнего баржи с арестантами и будет перечислено, сколько душ мужского и женского пола следует в Сибирь на каторгу и поселение.

Дмитрий долго стоял, пока пароход с баржой не скрылись с глаз.

Дома Дмитрия встретил неожиданный, но желанный гость — Никандр Серебренников, два года назад уехавший в Петербург, ныне студент Медико-хирургической академии. Осуществилась его мечта. Первым пароходом Никандр приплыл в Пермь, чтобы продолжить путь в Екатеринбург.

— Веночка зовет на помощь, — говорил он. — Кончает гимназию, а родители страшатся отпустить в Петербург. Уверяет, что мое влияние на них так велико, что я смогу все уладить.

Никандр и раньше, когда они жили вместе, вызывал у Дмитрия чувство уважения начитанностью, твердостью в понятиях, самостоятельностью в поведении. Волевой человек! Теперь он увидел, как далеко шагнул Никандр за эти два года в развитии.

То расхаживая по комнате, то присаживаясь к столу, на котором стоял маленький самовар, теребя темную курчавившуюся бородку, Никандр рассказывал о столичной жизни. Дмитрий с жадностью вслушивался в каждое слово о тех идейных спорах, которыми живет учащаяся молодежь в Петербурге. Звучали для него малоизвестные имена, названия книг, журнальных статей. Никандр говорил о столкновениях между реакционной и прогрессивной профессурой, о сущности позиций той и другой стороны. Иной мир! Какая широта интересов! Какое кипение страстей! Тем более убогой казалась его пермская действительность.

— Молодежь со всей России рвется в Петербург, к знаниям. Радикальный вопрос, — продолжал Никандр, — личность. Что она такое? Роль личности, ее положение. Развитие общественного сознания и ее отношение к обществу и общему прогрессу. Понимаете, Дмитрий, что перед нами стоит задача разрешить вопрос о голодных и раздетых людях? Вне этого вопроса нет ничего, о чем стоило бы хлопотать. Нас, разночинцев, становится все больше и больше. Войдешь в аудиторию и видишь — кругом косоворотки, люстриновые пиджаки, бороды… Редко-редко мелькнет офицерский мундир или парадный сюртук. Не скрою — живется большинству из нашего брата трудненько. Мало кто родителями поддерживается. С работой плохо. Кое-кто не выдерживает, срывается с занятий ради добычи куска хлеба. Но мы не сдаемся, ищем выхода. Вот как, скажем, мы решили проблему сносного существования. Сошлось нас восемь разночинных душ. Сняли целый дом за 54 рубля в месяц, наняли кухарку и прачку. Провизию для экономии покупаем сами на базаре, по очереди. Открыли в доме переплетную мастерскую. Она нас и поддерживает: заказчики нашлись. Ни от кого не зависим, в благотворительности не нуждаемся. Еще и сами можем помочь попавшим в беду.

Он вгляделся в Дмитрия.

— Вам пора принять определенное решение. Позвольте дать вам совет? Первое — Москва или Петербург? Только Петербург! Он центр умственной жизни России. Второе — какое учебное заведение выбрать? Сложнее… Я — за медицину: она ставит нас ближе всего к народу. Вы не будете способствовать его рабскому положению и получите возможность помогать ему в росте сознания, облегчать тягость жизни. А что после университета? Подумайте. Но бросьте все колебания и держите экзамен в Медицинскую академию!

Утром Никандр уехал.

Ясности в будущее Дмитрия он не внес, наоборот — посеял еще больше смуты.