Время гладить кошек [litres]

– Мне кажется, вы еще строже, вы просто эталон строгости, но при этом позволяете себе высказывать то, что другая либо не заметит, либо не сможет из-за недостатка наглости.

– Вам по душе моя молодость. Можете ко мне прикоснуться, не бойтесь, я скажу, когда хватит. Представьте, что я собачка, которую вы развлекаете, чтобы вызвать ее симпатию.

Она встала, сделала два шага и вдруг села к психологу на колени.

– Вау! – воскликнул Тихон.

– Вы так смешно лаете.

– Никто еще не сидел на мне так приятно.

Он от неожиданности прижал ее к себе, одна его рука невольно оказалась под ее грудью, а вторая долго думала, куда себя деть, потом отвела волосы девушки от лица, чтобы взглянуть еще раз в глаза.

Глаза у нее были огромные и немного печальные. Все время спокойные, они так вспыхнули при этих словах, что даже на улице сразу стало светлее. Она мне понравилась. Вот тогда что-то и сдвинулось во мне – крыша, она поехала. Это была влюбленность.

– Вам же нравится?

– С чего вы взяли? – Взял себя в руки психолог.

– Это вы меня взяли, а теперь не любите, – рассмеялась девушка.

– Только бабуле не говорите, а то она меня не простит.

– Оставит вас без наследства, – рассмеялась девушка.

– Нас.

– Она спит и будет спать еще полчаса, не меньше. Главное, чтобы я вас простила, а потом себя.

– За что?

– Что вы сейчас уже нащупали рукой мою грудь. Такого я себе еще ни с кем не позволяла.

Глаза ее закатились в подтверждение слов и закрылись. Перед ним открылась красивая белая шея, которая стонала: поцелуй меня, это вкусно. Хирург нежно прикоснулся губами к нежной коже и выпустил очередь легких поцелуев. Мурашки кинулись со всех ног во все концы ее стройного тела.

Грудь в руке была упруга и молода, в ней томилось огромное желание. Пальцы жадно сжали этот источник тепла, потом отпустили и снова, и снова, словно пытались выпить из закрытого родника его бесконечно томленое молоко. Молоко божественно, только жажду им было не утолить.

– Только обещайте не вырезать на моем лице улыбку, если оно будет грустить.

– Грусть – это нормально.

Она была так молода, что в ней все было прелестно, искренне и чисто. Это потом уже к сорока люди, как шхуны, обрастают всяким неверием, потому что обманывали, ложью, потому что приходилось идти на компромиссы, обидами, потому что некому было защитить, морщинами, потому что некогда было любить себя, корыстью, потому что некому было обеспечить, завистью, потому что в детстве не долюбили, обрастают словно ракушками. И каждое ее слово было по-своему умным и не взвешенным, то есть легким. Она не придавала словам такого большого значения, потому что ими все равно нельзя было выразить эмоции, чувства. Что бы там ни говорили писатели, как бы там ни изводили себя поэты, невозможно это сказать.

И ямочки на ее щеках еще больше подтверждали это. В них можно было закопать все предрассудки. Похороните свои печали, тревоги и обиды, не надо ничего этого, мне не надо, я не хочу слушать, не хочу утешать, не хочу входить в ваше положение, все, что я хочу, это радоваться, узнавать мир, целоваться и получать от этого удовольствие.

И маленькая насмешливая родинка над ее губой поставила печать под этими словами.

Рука моя поменяла ее грудь на ладонь, я посмотрел на нее, поднес ее к губам и поцеловал. Длинные сильные пальцы, аккуратные ногти, все в этой девушке было совершенно. Совершенно неожиданно.

– Вам нужна моя подноготная? – Снова появились ямочки на ее щеках. – Помилуйте, закопайте все сомнения здесь. Если вам нужно будет мое прошлое, я проведу раскопки и вам расскажу во всех деталях и артефактах.

Мне не нужна была ее подноготная.

– Можно ли узнать подноготную по линиям жизни? – опять сверкнули ее глазки.

– Давай посмотрим.

– У меня на ладони схема метро.

– Какая ваша любимая станция?

– «Восстания».

– Да, хорошенького Восстания всегда не хватает. Вы на какой живете?

– На «Елизаровской».

– Можем встретиться на «Гостином Дворе».

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Бабушкинская». – Вскочила девушка с его колен и вернулась в свое кресло. И действительно, бабушка открыла глаза, посмотрела на этот мир и решила опять вернуться в свой, она снова закрыла глаза.

– Вы простите меня.

– За что?

– Порой я несу всякую чушь. Куда я несу эту свинку, одному богу известно, а другому нет. Так вот тот, который живет во мне, он ни черта не знает, но очень хочет во всем разобраться, поэтому все время ошибается.

– Ошибаться – это не беда, важно каждый раз ошибаться в чем-то новом.

– Вот именно, в новом, а вы старый, – рассмеялась девушка. – Так что я не смогу выйти за вас замуж.

Психолог беззвучно рассмеялся. Как же ловко эта молодая девица развела его на чувства.

– Неужели я так плохо выгляжу?

– Нет, хорошо. Вас старит не лицо, а слова. Нравоучительный тон, это сразу прибавляет лет двадцать. Мне не нравится, когда меня поучают, говорят как с маленькой глупенькой, в этом плане моя тетя кажется гораздо моложе, потому что общается на равных, без бремени испытанного опыта.