«Время и бремя тревог». Публицистика Валентина Распутина

По мере накопления уважительного отношения к природе и приобретения необходимых для выживания навыков происходит своеобразная инициация приезжих в жизнь Саян. Во время первой своей поездки в Тофаларию Марк Пуссе со спутниками смеется над охотничьими рассказами и предупреждениями проводника-тофалара Григория Тутаева о том, что «Казыр не любит человека». В результате под ответный «злобный, слюнявый хохот» горной реки их лодка уходит на дно, а трое товарищей едва спасаются от «пенистого, пьяного течения». Зато на следующее лето Казыр подчиняется отважному путешественнику, а еще через год Саяны пускают его к Медвежьему озеру. Принимая их законы, становясь пленниками Саян, люди включаются в структуру космоса; между человеком и природной средой устанавливается устойчивая, двусторонняя духовная коммуникация: «…сотни сердец, как сжатая пружина, несут в себе запас той яркой разноцветной радости, с которой встречают открытия. И однажды этот день настает. Обычный с утра, он заканчивается фейерверком чувств, и все эти чувства, словно праздничные поздравления от сотен друзей, получают горы»[98].

Однако тип восприятия приезжего человека оценивается как неполноценный, недостаточный для обретения связи со всей полнотой реальности: «Геолог, уходя в тайгу на пять или шесть месяцев, знает, что в октябре ему придется возвращаться в город»[99]; геологу к осени нестерпимо хочется домой, а весной, также нестерпимо, – в тайгу. В итоге он так и не становится до конца частью тайги, но тайга является частью его жизни. Единственно адекватными связями с космосом, с точки зрения В. Распутина, обладают лишь местные жители – тофалары.

В аборигенах Тофаларии В. Распутин открывает носителей особого – онтологического – типа сознания. Писатель рассматривает их легенды, нравы, быт и обычаи, создает полнокровные характеры тофаларов: Генки Тутаева («Вам завтра ловить оленей», 1961), Григория Тутаева («В Саяны приезжают с рюкзаками», 1963), Степана Токуева, Альберта Банакаева («От солнца до солнца», 1964). В очерках «Всех понятней тайга» («Продолжение песни следует», 1961), «От солнца до солнца», а также в «тофаларских» рассказах («И десять могил в тайге», «Эх, старуха…», «Человек с этого света») создается образ старух-тофаларок, соотносимый с образами Анны, Дарьи и других старух В. Распутина поры писательской зрелости.

В отличие от туристов и геологов тофалары не возвращаются в Саяны, а живут здесь. Тайга для них – не экзотика, а обжитое пространство, промысловая территория. Отношение аборигенов к природе лишено как романтической восторженности, так и страха. Это сильные люди, поскольку обладают всеми необходимыми навыками для выживания в тайге, которых недостаточно у приезжих. Они хозяева тайги: «…он испытывает к ней уважение, но соблюдает осторожность, он признает ее силу, но знает и слабости. <…> На него может быть совершено нападение, и это будет преступлением. Его может подстерегать опасность, поэтому он вооружен»[100]. Герой очерка «От солнца до солнца» Степан Токуев запросто преодолевает путь через горы от Алыгджера до Верхней Гутары, спеша к любимой девушке: «Степан решился на эти 180 километров с такой же уверенностью, с какой я пошел бы на свидание за четыре квартала в городской парк»[101]. В другом очерке – «Вам завтра ловить оленей» – аналогичный бросок сквозь тайгу на похороны матери совершает подросток Генка Тутаев. Характеризуя мироощущение тофалара, начинающий писатель ставит в центр неспособность к ощущению одиночества, свойственного представителям внешнего мира: «Тофалар с детства, с самого первого дня в тайге. <…> Их связь больше обычных представлений о связи человека и природы. Она родственна. Веки вечные они кормились одной грудью: днем это было солнце, а ночью луна. Вот почему они не могут тяготиться друг другом, это стало бы противоестественным»[102].

Этот тип сознания воплощает естественную гуманистическую этику и отношение к жизни. Старая охотница Елена Андреевна Болхоева («Продолжение песни следует») не понимает законов жизни внешнего, цивилизованного мира: как можно держать собак дома, а женщинам и старикам не работать. Но главное, она не понимает смысла войны, на которой когда-то погиб муж: «Зачем? – спрашивала она. – Нет, ты скажи, если ты маленько умный. Зачем люди друг друга стрелять будут? Разве в тайге зверя нету? Разве медведя нету? Зачем человека убивать?»[103].

Вместе с тем В. Распутин не противопоставляет приезжих и местных жителей. Диалог с мирозданием в разной степени доступен и тем и другим. Как особый язык разговора с космосом предстает песня. Горы сопровождают туристов в ожидании привала и песен, которые слушают, собравшись тесным кругом («В Саяны приезжают с рюкзаками»). Песню Елены Болхоевой, рассказывающую «обо всем, с чем встречаются тофы в жизни», слушает тайга, песня уговаривает соболя спуститься к реке, помогает в тяжелой, полной горя и невзгод судьбе – длит жизнь старухи.