«Время и бремя тревог». Публицистика Валентина Распутина

В. Распутин отмечает значение чтения и образования в собственном развитии как художника. В начале творческого пути он самоопределяется по отношению к русской и мировой литературе. Как человек своего поколения, начинающий литератор переживает увлечение переводной литературой (Э. Хемингуэй, Э.М. Ремарк, В. Борхерт и др.), хлынувшей в СССР после XX съезда КПСС: «…мы зачитывались ею, восхищались, забывая, что у нас прекрасная литература и своя классика. Читали ее как-то меньше»[36]. В дальнейшем сфера интересов смещается к освоению русской классики. Главное обстоятельство здесь – понимание литературы как формы национального самосознания: «…с возрастом, с опытом <…> Пришлось возвращаться опять к классике и учиться больше у нее, поскольку она – есть выражение нашего национального духа»[37]. Русская классика XIX – начала XX в. занимает приоритетное место в иерархии писательских ценностей. Она осмысляется как абсолютная мера всей современной литературы в целом и своего творчества в частности: «Классика – это литература, завершившая эволюцию. Эволюцию от эмбрионального художественного слова до полнокровного художественного организма. Зачем и для чего начинать все с начала?»[38] В. Распутин выделяет целый ряд значимых имен (А.С. Пушкин, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Н.С Лесков, И.А. Бунин, М.М. Пришвин и др.), но особо подчеркивает ценность для себя гносеологии Ф.М. Достоевского и поэтики И.А. Бунина: «У одного я брал уроки проникновения в человеческую душу, у другого – литературной живописи»[39]; «Меня привлекал напряженный психологизм Достоевского, страсти его героев, умение все рассказать о человеке. Бунин же привлекает меня отточенным литературным мастерством, ощущением весомости слова, короче говоря, умением писать и живописать»[40].

На эстетику В. Распутина влияют художественные поиски современников: А. Вампилова, В. Шукшина, С. Залыгина, В. Астафьева, Ф. Абрамова, В. Быкова, В. Белова, А. Адамовича, Н. Рубцова и др. Знакомство с их работами и личное общение с ними, как утверждает писатель, помогло ему «твердо осознать, что нужно делать в литературе»[41].

В 1970-е годы происходит знакомство с историографией[42] и русской философией[43]. В разные годы в публицистике упоминаются имена таких философов, как Н.К. Рерих, И.А. Ильин, В.Н. Ильин, К.Н. Леонтьев, B.C. Соловьев, Н.Ф. Федоров, Г.П. Федотов, В.В. Розанов, Л. Шестов, И.А. Бердяев, П.А. Флоренский, С.И. Булгаков, И.С. Трубецкой, С.Л. Франк, И.О. Лосский.

Важным фактором на этапе зрелого творчества является Православие. Писатель обращается к вере осознанно. Как указывает И.С. Тендитник, в 1978 г. он принимает Святое Крещение в Ельце от старца Исаакия[44]. Архимандрит Исаакий (И.В. Виноградов, 1895—1981) – участник Первой мировой и Гражданской войн, белоэмигрант, окончивший Православный Свято-Сергиевский богословский институт в Париже и во время учебы постриженный в монахи митрополитом Евлогием (B.C. Георгиевским). В 1945 г. он был арестован органами СМЕРШ в Праге и осужден за сотрудничество с Русским общевоинским союзом. Пройдя карагандинский лагерь НКВД и ссылку, осел в Ельце, став настоятелем Свято-Вознесенского собора. Таким образом, оказывается значимым не только факт воцерковления В. Распутина, но и сама фигура вероучителя, обеспечивающего прямой контакт с традицией русской религиозной философии, с интеллектуальной традицией Русского Зарубежья.

Итак, мировоззрение В. Распутина формируется в ходе «жизненных университетов»[45] – под влиянием опыта, полученного на протяжении жизненного пути. Этот процесс сопровождается освоением, по меньшей мере, пяти культурных дискурсов: народного языка и патриархальной культуры, воспринятых в детстве, русской и зарубежной литературы XIX – начала XX века, современной литературы, отечественной историографии (в том числе региональной) и русской философской (религиозной) мысли. Все эти влияния раскрываются в прямом слове публицистики, определяют систему критериев оценки чужих произведений в критике, а также сам круг рассматриваемых художников.

«Молодость, какая она есть»: журналистская деятельность Распутина на рубеже 1950—1960-х годов