В. Распутин предпочитал портретную разновидность жанра очерка, где в центре стоял человек. В основном герои – сверстники автора, увиденные в повседневности: труде, быту, в общении. В «Советской молодежи» будущему писателю интересен процесс социализации личности, ее самоопределения и ответственного существования в социуме. Исходя из этого, очерк в иркутский период мог быть как комплиментарным, так и остро критическим. Положительный герой В. Распутина – ударный труженик, активный общественник, сознательный гражданин – «настоящий советский человек»[48]
. Степень патетики во время работы в «Советской молодежи» была еще невелика. В. Распутин стремился представить даже самые выдающиеся трудовые достижения как заурядные и повсеместные: «Сам Володька молчит. Трудовой подвиг? Забавно получается. Это если человек работает нормально, а не в зубах ковыряет, то он уже и герой – так, что ли? Как же в таком случае будет при коммунизме, когда все сознательными станут? Все герои или совсем без героев? Вот то-то и оно-то»[49].Десоциализированная личность (лентяй, лгун, пьяница, хулиган, индивидуалист), напротив, подвергается суровому порицанию в прямом авторском слове. В критическом портретном очерке В. Распутин противопоставлял поступкам маргинала интересы коллектива и нормы морали – социалистической и общечеловеческой. Часто очерк посвящался нравственному возрождению человека, которое заключалось в возвращении в коллектив и принятии жизни по его законам: «Вот и судите сами, если человек за два-три месяца неузнаваемо изменился – время тут вмешалось или людская забота, дружный комсомольский коллектив?»[50]
Через призму социализации в иркутский период рассматриваются проблемы общественной морали – такие отрицательные социальные явления, как алкоголизм, насилие в быту, хулиганство, детская беспризорность, проблемы отношения детей к престарелым родителям.
При всей критичности взгляда В. Распутина на действительность будущий писатель в этот период был искренне убежден, что все язвы общественной жизни могут быть искоренены, с одной стороны, эффективной организационной и воспитательной работой комсомола, социалистическим соревнованием и т. п., а с другой, человеческим участием, простыми товариществом и любовью. Например, в очерке «Страшное позади» (1959) В. Распутин изучает тяжелую судьбу Анатолия Замыцкого, исключенного из Иркутского университета за нарушение общественного порядка. Бывший студент попадает в тюрьму, после освобождения ведет асоциальный образ жизни. Элементы психологического анализа проявляются в том, что сложность характера героя очерка мотивируется судьбой – беспризорное детство, детдом, – а не природой человека, поэтому В. Распутин утверждает, что даже за пьяницу, хулигана и тунеядца обществу необходимо бороться. Родовая, общинная забота о человеке понимается как свойство всей социальной жизни.
В портретном очерке иркутского периода В. Распутин впервые начинает опыты с психологией персонажей. Он пытается моделировать внутренний мир как положительного, так и отрицательного героя, воспроизводит его душевные состояния и переживания. Например, очерк «Я спою тебе новую песню» (1959) – изложение интимного монолога рабочего Усть-Удинского леспромхоза Л. Р-на, брошенного женой за пьянство. Страдающий герой вспоминает некогда счастливую семейную жизнь, терзается чувством вины, ощущает ответственность за детей и исправляется. Этот и многие другие очерки отличает высокая степень психологической достоверности; достаточно рано В. Распутин проявляет себя как тонкий психолог. С 1959 г. – («Байкал бушевал») В. Распутин экспериментирует с зарисовками природы, в чем достигает значительного успеха в очерках о Тофаларии.
Основной тип героя материалов красноярского периода – состоявшийся в коллективе человек. Теперь все персонажи портретных очерков сводятся к положительному типу – ударники коммунистического труда, победители соцсоревнования[51]
. Это может быть объяснено, во-первых, требованиями редакции «Красноярского комсомольца», во-вторых, состоявшейся профессионализацией В. Распутина, активно использующего апробированные шаблоны и идеологические штампы советской журналистики. Например, в репортаже с первомайской демонстрации в Красноярске В. Распутин сам оговаривается, что пишет по лекалам: «Праздничные репортажи принято начинать с погоды»[52]. А в 1963 г. В. Распутин пишет конъюнктурный очерк о визите матери Павлика Морозова в Енисейск, подчеркнуто профанируя официозный дискурс: «Эх, мальчишки, мальчишки. Эх, девчонки, девчонки! Он все шел и шел, и ветер хватал его за концы галстука, только ветру ли было бороться с ним, – он шел и все видел, все знал, и кулачье проклятое пыталось сорвать с него галстук, только и кулакам это было не под силу. Мать помнит, как это было. Они убили его, а галстук, вот он, галстук – на тебе, на нем, не ней, и тысячи, миллионы ребят, повязав его, идут туда, куда шел Павлик»[53].