— Первое, — начал я, когда в голове сложилось что-то более или менее целостное, — чтобы понять, где мы и что там с Мнемозиной, нужно знать, что произошло. По этому поводу у меня нет ни малейших предположений.
На самом деле, ясности в этом вопросе нет ни у кого.
— Вероятно, что-то с фазами червоточины, — взял слово Габриэль. — Считается, что в очень редких случаях они могут друг на друга накладываться. — Он замялся и опустил взгляд. — А может быть, мы попали в тоннельную бурю…
По выражению лица видно, что боится выглядеть глупо, однако что-то же нужно сказать.
Ходит такое поверье в среде космических путешественников. Слышали, знаем.
Понятие подпространственной бури, или тоннельного шторма, введено с тем, чтобы объяснить ряд непонятных феноменов. Нет-нет, да случается чертовщина с проходящими сквозь тоннели кораблями: звездолёты бесследно исчезают, оказываются не в том месте, зачастую сопровождается это гибелью или помешательством экипажа и пассажиров.
Подобные случаи достаточно редки, задокументированы, как правило, не должным образом, посему обрастают слухами и со временем перевоплощаются в легенды, своеобразные страшилки космического эпоса.
Кроме того, за Мнемозиной давно закрепилась дурная слава. Космолётчики, которым довелось побывать тут, описывают червячную дыру крайне капризной — то не могут с ней синхронизироваться, то она совсем пропадает из поля зрения наблюдающего оборудования. За такое поведение Мнемозина в узких кругах именуется Бермудской червоточиной — по аналогии с древним земным артефактом.
Да и сама звёздная система, в которой находится Юлиания, обладает репутацией места непредсказуемого и странного.
— Давайте не будем ударяться в фольклор, — скептически возразил Кнопфлер. — Пока нет доказательств существования этих самых бурь, нет гипотез, объясняющих, что они собой представляют, я отказываюсь принимать такой ответ. Лучше ответьте мне: почему мы не можем поймать сигнал от Мнемозины? Что с маяком?
— Может быть, проблема не в маяке? — с издёвкой спросил Габриэль. — Может, что-то не так с контурами принимающей станции?
Он смотрел на меня с чувством собственного превосходства. Своими словами, надо полагать, отыгрывается за предыдущую реплику, с которой попал впросак. Ну, не может Габриэль без этого, нужно ему самоутвердиться за счёт других.
Как обычно в подобных ситуациях, призвал себя быть спокойным, хотя и чувствую, что на грани, что ещё одно слово — и начну играть по его же правилам.
А Габриэль всё не унимается:
— Помнится, в прошлый раз…
— Перестань паясничать! — взорвался я. — Часть оборудования находится за бортом. Принимающий контур мог быть повреждён, особенно если учесть, что одна из возможных причин аварии — попадание в «Артемиду» инородного тела. И хватит зубоскалить! Вот объясни мне, как я должен делать предположения относительно неисправности антенны, если мы даже не знаем, что произошло с кораблём?
— А я откуда должен это знать? — От напыщенности Габриэля не осталось и следа, кажется, я смог поставить его на место.
— Твои дежурные были в тот момент в командном центре? Что они говорят? Почему вы до сих пор не проанализировали траекторию полёта? А показания остальных приборов наблюдения? Может быть, в этом дело? Может, мы отклонились от курса и попали в другой тоннель? И сейчас находимся в другой звёздной системе, а?
Габриэль смутился и тихо произнёс:
— Дежурные работают над анализом последних часов полёта. Как только закончат, предоставлю отчёт.
— Ну, вы, оба! — небрежно кинул Кнопфлер. — Давайте без ругани! Что это такое? Развели тут ток-шоу! Или сейчас же заткнётесь, или я вас обоих разжалую: тебя — в дежурные, а тебя — в техники.
Мы как-то сразу успокоились. Кнопфлер умеет усмирить буйные головы, обуздать самых вспыльчивых. Как всегда, его голос подействовал отрезвляюще.
— Гленн, я так и не услышал от тебя чего-либо вразумительного, — продолжил Кнопфлер. — Что ты собираешься предпринять? Не будем же болтаться тут, как чёрт знает что. Ты у нас главный по железякам, тебе и карты в руки!
Как ни странно, словесная перепалка пошла мне на пользу. Привела в порядок мысли, придала мозгу необходимый тонус. Кроме того, предоставила время на формулирование кое-каких выводов.
— Знаете, ещё перед отлётом ознакомился с архивными записями, — сказал я. — Всегда так делаю: необходимо иметь представление о системе, куда собираешься, хотя бы — в общих чертах. Так вот, нашёл упоминания о том, что Мнемозина и раньше чудила, если так можно выразиться. То же относится к маяку, который её наблюдает. Скорее всего, дело в неполной совместимости стандартов принимающего и передающего оборудования. Также, сказываются особенности Мнемозины как класса червячных дыр… Короче, не вдаваясь в подробности: Мнемозина то доступна для наблюдения, то не доступна, и с этим приходится мириться.
— А как же остальные маяки? — спросил Габриэль.
— Габриэль, — я осуждающе покачал головой, — с твоей стороны непростительно. В этой системе только один маяк. Как ты можешь не знать об этом?