Время не обманешь

Какое-то время назад Марк включил стереографию, и пространство комнаты наполнилось захватывающими дух звёздами, вращающимися вокруг них разноцветными планетами, далёкими яркими галактиками и неясными, будоражащими воображение туманностями.

Странно находиться среди всего этого благолепия и не иметь возможности вживую насладиться его красотой. Раньше, путешествующие по морю люди могли запросто выйти на палубу и разглядеть места, мимо которых проплывают. У нас же такой возможности нет — в маленькие иллюминаторы, имеющиеся далеко не в каждой каюте, много не увидишь. По закону подлости, самое красивое проходит мимо, когда мы спим или заняты работой — по крайней мере, у меня всегда так получается. Когда же я свободна и жажду насладиться прекрасным, в окошке обычно ничего интересного не показывают — просто кусочек чёрной пустоты, безжизненное, безвоздушное пространство.

Марк тихо и увлечённо рассказывает о разворачивающихся перед нашими взорами картинах: про Неоновое созвездие, яркой цепочкой уходящее вдаль, про Землю — колыбель человеческой цивилизации, про её сестёр-близняшек — Ауру и Конкордию, чрезвычайно похожих на Землю, но находящихся далеко-далеко, совсем в других галактиках.

Я довольно слабо воспринимаю детали рассказа, иногда поддакивая Марку словами «ага», «да-да», «это так интересно, продолжай», улавливаю лишь общее настроение. Но Марк — рассказчик столь талантливый, что почти физически ощущаю движение звёзд и планет по тёмному, но ласковому и мягкому пространству.

Марк заметил, что я за ним наблюдаю, и ненадолго замолчал. Потом повернулся, внимательно и серьёзно посмотрел мне в глаза и вдруг спросил:

— Ты когда-нибудь хотела что-то поменять в своей жизни?

Как это всегда бывает, подобный вопрос поставил меня в тупик.

— Ну, не знаю, — промямлила, — может быть…

— А я бы хотел, — решительно сказал Марк. — Об этом я и думаю. Вообще-то, и раньше задумывался. Когда был там… Ну, ты знаешь — где.

— Да, — с замиранием в голосе ответила я.

— Вот… — протянул Марк, не решаясь продолжить.

Видимо, не уверен, что стоит рассказывать дальше. Полагает, что сказал лишнего.

К тому моменту я уже догадывалась, к чему клонит. Чтобы подтвердить свои худшие предположения, но, всё же надеясь на то, что ошибаюсь, осторожно спросила:

— Но ведь ничего нельзя поменять. Зачем же мучить себя?

— Можно, — с ещё большей решительностью и уверенностью ответил Марк. — В этой истории есть ещё одна, последняя, страница, о которой ты ничего не знаешь. Впрочем, не только ты — об этом не знает почти никто. Но прежде чем я что-либо сделаю, хочу, чтобы ты всё знала… Я уже рассказывал тебе о том, что раньше служил на межзвёздном корабле… — Замолчал, ожидая ответа.

— Да, — прошептала я. — Ты говорил.

Но он опять молчит. Опять сомневается, нужно ли мне знать всю историю.

— Марк, не молчи! — попросила я.

— Я был на «Одарённом». В тот самый рейс к Юлиании. В тот самый рейс, которого мы с нетерпением ждём.

Я посмотрела ему в глаза.

Да, и раньше догадывалась. Марк давно выказывал излишнюю, казавшуюся мне странной и подозрительной, осведомлённость о деталях того рейса и в целом — об «Одарённом». Сюда же можно отнести нервозность и раздражение, которое охватывало Марка, когда речь заходила о звездолёте.

Я гнала от себя тревожные мысли, но, как оказалось, напрасно. Не стоит избегать данности, того, что и так очевидно, нельзя спрятаться от проблемы, которая рано или поздно, но встанет перед тобой.

Сейчас в его взгляде была только целеустремлённость, холодная и расчётливая. Она пугала меня. Ведь в реальности, просчитанной этой целеустремлённостью, мне места не было.

— Я не могу мириться с тем, что через несколько дней из червоточины вынырнет этот корабль, а на его борту буду я, — воодушевлённо сказал Марк. — Я–молодой, я из прошлого, ещё до того, как ввязался в ту историю. Одно моё слово может уберечь его от роковой ошибки. Уберечь меня…

— Именно поэтому ты хотел вступить в контакт с «Одарённым»? Настаивал на необходимости попросить у них помощи.

— Да. — Вспомнив неприятный разговор, Марк поморщился. — Сначала я думал, что командор, как добропорядочный офицер, сделает всё, чтобы спасти вверенные ему жизни. Однако он руководствуется совсем другой логикой — политикой невмешательства.

— Но ведь это правильно! — горячо заговорила я, увидев в таком повороте спасительный для себя шанс. — Если ты вмешаешься, то всё поменяется. Это приведёт к неизгладимым последствиям. Что из этого получится? Марк, подумай! — Я взяла его за руку и сжала. — Если ты убережёшь себя от того поступка, то не попадёшь в тюрьму, а если не попадёшь в тюрьму — то как окажешься на «Артемиде»? А, не попав на «Артемиду», как предупредишь себя?

Я не нашла силы проговорить самое главное, то, что тревожит больше всего. Эта мысль была страшной настолько, что боялась произнести вслух: если Марк не попадёт на «Артемиду», то никогда не встретит меня. Неужели это не важно для него? Неужели ему наплевать?