Время не обманешь

— Чепуха! — отозвался Марк. — Я долго думал и пришёл к выводу, что каким-то образом всё-таки окажусь на «Артемиде» и попаду в нынешнюю ситуацию. Я снабжу себя-молодого подробной инструкцией о том, как попасть на «Артемиду»: дата вылета, имена и координаты Кнопфлера и всех остальных. В послании будет подробно изложена история полёта, руководство к действиям на Юлиании. И так далее. Так что, я-сегодняшний, тот, которым я был перед путешествием, найдёт возможность пробраться на «Артемиду», чего бы ни стоило. С мотивацией, думаю, у него тоже будет в порядке: ведь он должен совершить путешествие, чтобы обеспечить себе благополучное прошлое.

Выглядит это крайне неубедительно. Слишком прямолинейно, математически просчитано, в реальной жизни так не бывает. Идея явно притянута за уши. Не верю я в это.

Кроме того — а как же я? Наши отношения тоже предусматривают некую инструкцию? Неужели для общения со мной он тоже предусмотрел какое-то руководство?

Хотелось спросить, но сдержалась. Потому что теперь Марк казался наивным ребёнком. Мальчишка, гордый и уверенный в том, что познал всё на свете. Маленький наивный Марк…

— Ты, правда, так думаешь? — спросила я.

— Да, убеждён в этом, — подтвердил Марк, как нечто само собой разумеющееся. — Хоть Гленн и пытается убедить меня в обратном.

Похоже, Гленн для него важнее, чем я.

— И что же говорит твой ненаглядный Гленн? — холодно спросила я.

— Он выдвигает свою концепцию, — не обращая внимания на мои слова, ответил Марк. — Концепцию мёртвой истории. Гленн считает, что историю не поменять. Она как бы мертва, нельзя изменить ход истории. Даже если кому-то придёт в голову что-то поменять, у него ничего не получится, как бы ни старался. Гленн видит тут две равновероятные возможности. Либо у путешественника во времени что-нибудь получится, но это приведёт, в конечном счёте, к тому, что мы наблюдаем в действительности. То есть, его действия либо никак не повлияют на развитие событий, либо даже будут способствовать тому, что произошло. Возможен даже такой расклад, что событие, которое он будет пытаться предотвратить, без его участия и вовсе не состоялось бы.

— Не понятно. — Я немного остыла и уже почти не злилась на Марка. Тон, которым он всё это рассказывал, увлечёт любого. Поддалась чарам, позволила вести за собой в дремучие дебри теоретических предположений: — Что за чепуха?

— Ну, к примеру, известная притча про путешественника во времени, который решил проверить реальность одного мифа. Он отправился в прошлое с целью посмотреть на явление какого-то бога. Так вот, путешественник настолько неестественно выглядел для того времени, что его-то и приняли за бога. Таким образом, его скептицизм и был причиной появления мифа, в реальность которого он сам не верил.

— Забавно. — Я продолжала ломать голову над тем, за что бы зацепиться. Должно быть слабое место, лазейка, приняв во внимание которую, можно разрушить всю цепь и уберечь его от опрометчивого поступка. — Ты говорил о двух возможностях. Какая же вторая?

— Да. — Марк вернулся к идее Гленна. — Либо у этого самого путешественника во времени ничего не получится. То есть произойдёт что-то, что помешает осуществить путешествие. Ну, например, сломается машина времени, вмешаются какие-то третьи силы и не дадут отправиться в прошлое. Таким образом, мы опять имеем незыблемость исторического процесса. То, что уже произошло, оно произошло: либо само собой, либо из-за вмешательства кого-то извне. И мы никак не можем на это повлиять, а если и можем, то это приведёт к тому, что мы и так знаем.

Вот оно! Это как раз то, что нужно!

— Марк, мне кажется, что Гленн прав, — взволнованно и радостно сказала я. — Что-нибудь обязательно помешает тебе! История мертва. Гленн говорит правду. Гленн всегда оказывается прав, и ты знаешь не хуже меня.

— Нет, — твёрдо возразил Марк. — Это — не научно, это — мрак, средневековый фатализм. То, что называют роком, судьбой, а эти категории не приемлемы для современного здравомыслящего человека.

— Марк, это безумие.

— Нет. Это и есть мой шанс.

Марк отвернулся и обратил взгляд к звёздам. Лицо стало грустным и каким-то одиноким. Мне показалось, что он мною разочарован, что злится за то, что сопротивляюсь, не поддерживаю, а наоборот — разрушаю его теорию, его идеи и желания.

При мысли о том, что он замыслил, стало по-настоящему страшно.

— Марк… — тихо позвала я.

Он не ответил.

— Марк, — повторила я, — ты ведь не пойдёшь туда и не попытаешься связаться с «Одарённым»?

Но Марк больше ничего не сказал. Он просто смотрел на звёзды и молчал.

XVIII. Габриэль

До последнего не верил, что он придёт.

Сомневался в справедливости предположений командора — это с одной стороны.

С другой же — не верил в неразумность, опрометчивость Марка. Ну, правда — каким нужно быть одержимым, чтобы явиться сюда и выйти на связь с «Одарённым»?

Марк, конечно, иногда бывает импульсивным. Правильнее сказать — достаточно часто поддаётся эмоциям. Зачастую ведёт себя как болван, особенно — в последнее время. Но не до такой же степени!