Время невысказанных слов

— Я же никому не говорила, когда у меня День Рождения! — севшим от волнения голосом проговорила я. — Как вы узнали?

— Малыш, — голосом Карлесона проговорил Марк, возникая рядом, — А как же я? Ведь я же лучше собаки.

— Грозовский! — я обняла его, чувствуя, что кажется, еще никогда не была рада ему так, как сейчас. — Так это ты им все рассказал…

— Неужели, ты думаешь, мы могли забыть про твой День Рождения?

Вот Владилена и Миша запели эту глупую избитую песню, от которой у меня на глаза едва не навернулись слезы и, задувая свечи, я пожелала… а впрочем, не все ли равно чего, ведь я верила в это. А потом все еще что-то говорили, а точнее пытались, и кажется, одному лишь Яше удалось произнести свою речь до конца под бесконечные хлопки, и крики, и шутки. И Владилена открывала уже четвертую бутылку шампанского. И Анжела вполне мирно беседовала с Анатолием. И Тоня смеялась вместе с Игорем. И Максим улыбался спокойно и просил разрешения сыграть на фортепьяно. И когда он начал наигрывать что-то едва слышное, еще теплящееся, на эти звуки откликнулся Миша и начал напевать что-то джазовое, я обернулась и незаметно сделала знак Толе.

Я услышала позади покашливание и обернулась.

— Позвольте пригласить вас на танец. — Яша сделал поклон и прищелкнул каблуками.

— Яков Андреевич… — развела я руками. Но все же подхватила игру, сделала шаг в сторону и присела в реверансе.

И он закружил меня по небольшой площадке в танце, напоминающем вальс, но очень отдаленно. И тогда Максим начал играть что-то классическое, и Марк пригласил на танец Владилену, чем вызвал ее бурный восторг, а Миша — Анжелу. И только Тоня с Толей сели в одну из кабинок.

— Спасибо, — пробормотала я, глядя Смирнитскому в глаза. Тот тряхнул буйной шевелюрой и взглянул на меня.

— За что же?

— Просто… за все. За то, что пришли.

— Дни Рождения — очень важная штука, Трубецкая. Запомни это.

— Запомню. — Я кивнула, улыбаясь.

— Вряд ли, — вздохнул он. — А было бы лучше, если бы запомнила. То, что у тебя нет желания их праздновать, вовсе не значит, что они не имеют для тебя никакого значения. Как раз наоборот.

Мне не хотелось говорить об этом. Но Смирнитский всегда поднимал такие темы, на которые мне не хотелось с ним говорить. Он всегда жаждал говорить обо мне. И от этих разговоров было никуда не деться.

— Дело не в том, что я не хочу их праздновать по какой-то там причине…. Просто я всякий раз боюсь, что этот день пройдет хуже, чем ожидалось. Поэтому я редко строю планы на Дни Рождения.

— Но дело ведь, наверняка, не в этом, — мягко возразил Смирнитский. — Или не совсем в этом. Не уверен, что раньше ты боялась дней рождения.

Мы помолчали.

— Вы снова хотите поссориться, Яков Андреевич? — мрачно спросила я.

— Да упаси меня Бог, Трубецкая. — Он машинально остановился, сунул руки в карманы. — И если ты не хочешь об этом разговаривать, мы не будем.

Смирнитский слегка поклонился мне и скрылся среди танцующих, коих на площадке стало еще больше — Владилене и Мише даже пришлось отодвинуть некоторые столики.

Я оглянулась и наткнулась на понимающий взгляд Марка, от которого вдруг стало тошно на душе, хотя Грозовский здесь был, конечно, не при чем. Я отошла к стене и только по прошествии нескольких минут поняла, что внимательно, ничего не пропуская, слушаю разговор Толи и Тони.

«Надо же, внезапно осознала я, у них даже имена созвучны».

— А я вот в детстве совершенно не знал, чего хочу. Мотался из стороны в сторону, компания была для меня важнее всего, я и жил-то по ее законам, — сказал Толя задумчиво. — Принимал все как должное и родительские подарки тоже. И даже никогда не думал, что это важно — мечтать о чем-то, стремиться к чему-то… У меня все было и большего мне не хотелось.

— А потом?

— А потом меня забрали в армию. И я… я не заметил, как все начало меняться в голове. Будто каждое утро приносило новые мысли, которых раньше просто быть там не могло. Я вернулся и решил еще раз попробовать поступить — меня ведь отчислили. И на вступительных понял, каково это — когда меняется центр притяжения.

— Варька! — Инга схватила меня за руку, и я осознала, что подслушиваю чужой разговор. — Пойдем, потанцуем!

Интересно, получится ли у Толи? Я просила его поговорить с Тоней и попробовать ее переубедить, но не думала, что он начнет прибегать к душещипательным разговорам о своей жизни.

Марк налетел на меня, закружил, подцепились Владилена и Миша, и скоро огромной многорукой и многоногой толпой мы закружились в центре площадки, ежеминутно падая и поднимаясь, смеясь и подпевая.

Мне давно уже не было так легко. И еще, кажется, никогда я не праздновала так весело и безумно свой День Рождения.

На площадке снова не горел свет. Я на ощупь вставила ключ, повернула, и, едва шагнув в квартиру, услышала звонок телефона.

Не включая света, выдернула его из кармана, попутно отмечая, что дома снова никого и, не глядя, поднесла трубку к уху.

И сразу…

— Варька, здравствуй.

А номер-то московский, дошло до меня с опозданием, а потом я растерянно плюхнулась на какой-то стул в коридоре.