Время невысказанных слов

— А хотите, я вам чай с лимоном сделаю, Яков Андреевич?

— Отстань ты от меня со своим чаем, Трубецкая!

— Если у вас лимона нет, то я быстро в магазин сбегаю, я сейчас.

— Так. Сядь на место, то есть, тьфу, выходи на сцену!

Марк засмеялся. Все вокруг тоже заулыбались.

— Да вы вообще, лечитесь?! Какая у вас температура?

— Уберите от меня эту ненормальную! — потребовал главный, но как-то вяло.

Вот он оперся о спинку своего кресла, чтобы стоять прямо.

— Вы какой-то просто очень бледный, Яков Андреевич, — тревожно заметила Анжелика, вставая с места. Кто-то потянулся наверх, но мы с Марком успели вовремя, и когда Смирнитский дернулся, чтобы не упасть, мы уже держали его с двух сторон под руки.

— Да у вас же жар… — растерянно проговорил Марк, а потом мы оба прогнулись под тяжестью потерявшего сознание Смирнитского.

— Воспаление легких, — сурово глянул на нас врач, словно это мы довели главного до болезни. — Где его родственники? Родители, жена… хоть кто-то?

— Они живут не в России, — растерянно ответил Марк. — Здесь у него никого нет. Кроме нас.

— Ну уж кроме вас, это первостепенно, — закатил глаза врач. Мы помолчали.

— И что нам теперь делать? Какие лекарства давать? — поинтересовалась я.

— Жидкости побольше. Антибиотики записал на бумаге, бумага на столе. — Тяжело ступая, врач прошествовал по ковру, к выходу, но внезапно остановился.

— Да и… — он помедлил и погрозил нам пальцем. — Смотрите у меня тут! Если что, сразу звоните! Вы вообще, точно уверенны, что не хотите, чтобы мы забирали его в больницу? А то кто у вас тут следить будет?

— Будем мы. Кто же еще? — удивился Марк.

Доктор открыл дверь, чтобы выйти, и сразу же из коридора ворвались звуки орущей толпы и кто-то успел втянуть в комнату свою любопытную голову.

— До свидания, — попрощался врач.

— До свидания. — Хором ответили Я, Марк, Максим и Анжела. Мы переглянулись и надолго замолчали.

…Комнату давно уже освещала всего лишь одна настольная лампа. Смирнитский любил полумрак, а я не могла, да и не хотела спорить с больным. Он лежал на разложенном диване в своем кабинете (который пришлось несколько прибрать, чтобы диван можно было разложить), бледное лицо было запрокинуто на высокой подушке, очки лежали рядом на столике среди пузырьков, хрустящих упаковок с таблетками и кружек с позвякивающими чайными ложечками внутри.

Когда Смирнитский начинал кашлять, даже в беспамятстве — тело его в эти частые минуты будто приподнималось над кроватью, — ложечки позвякивали в кружках, а неустойчивый столик шатался из последних, казалось бы, сил. Тогда я, или Марк, и кто-то, кто дежурил рядом с Яковом Андреевичем, собирали бокалы и относили их мыть, освобождая место на забитом вещами столике. Когда приступ прекращался, в комнате воцарялась странная, звенящая тишина. К сожалению, ненадолго.

Мы сменялись около кровати Смирнитского по очереди. Чаще сидели по двое, иногда по одиночке — все-таки у всех была учеба, работа. Но мы все же не захотели отправлять руководителя в больницу. Готовились отстаивать свое решение до конца, но это оказалось куда проще, чем мы предполагали.

А после первых двух тяжелых дней со сменами «сиделок», когда у всех в спешке менялись планы, и приходилось срочно искать замену, я отпросилась у Владилены на неделю с работы.

Смирнитский, конечно, об этих переменах ничего не знал, иначе потребовал бы отправить его в ненавистную больницу.

В первое время я боялась уходить домой и ночевала рядом с диваном, в кресле. Главный кашлял так сильно, что мне было страшно оставлять его даже ненадолго, и уж, тем более, я не представляла, как можно оставить его одного на ночь, когда может потребоваться дать ему таблетку или налить чаю.

Марку и Максиму не дали чудесных освободительных дней на работе и теперь они прибегали в каждую свободную минуту, чередуясь возле меня, как чередовались почти все более ли менее свободные члены студии, из старших (на первом общем совете мы решили, что младшие вообще не будут сидеть рядом со Смирнитским, дабы не принести или не унести с собой заразу; многих впоследствии не пустили родители). В итоге мы остались впятером: Марк и Максим, я, Анжела и Игорь. Изъявляла желание Инга, но ее мы тоже спровадили, чтобы не устраивать в тесной каморке толпу.

Доктора нашел Максим. Он приходил раз в два дня, осматривал Смирнитского и каждый раз как-то загадочно «прикашливал», закончив осмотр.

— Неплохо, неплохо, — заявил он спустя почти неделю после начала болезни. — А вы молодцы, вы все. Хороши сиделки!

— Это Варьке спасибо, — высказался рядом Максим. — Она от него ни днем, ни ночью не отходит.

Мы переглянулись. Никто не ожидал, что выступит Максим. Анжела дернула плечиком.

— По его виду не скажешь, что он пошел на поправку, — заметила она, тихо приоткрыв и тут же закрывая дверь в кабинет Смирнитского — мы стояли в коридоре.

— Но тем не менее, юная леди, это несомненный факт. Хотя до выздоровления еще очень и очень далеко. Не забывайте про таблетки, давайте больше воды, даже если он отказывается. А вообще, вы и так все делаете правильно. Я вернусь через два дня.