Время обрабатывать камни

Мы уже сочли предварительный осмотр острова оконченным и собирались спускаться к кораблю, когда Гектор, больше любовавшийся морем, чем занимавшийся изучением острова, вид на которое, действительно, был отсюда красивый, привлек наше внимание, указывая на водную поверхность. Со стороны одного из 10-километровых островов плыло в направлении «нашего» дерево. И плыло оно не само по себе, а целенаправленно, поскольку верхом на нем сидело два человека, направлявшие его движение. Гребли они ветками, веслами или просто руками, за дальностью расстояния было не разобрать. С «Индевора» его видеть не могли, поскольку оно еще находилось за мысом, ограничивающим залив. Темп продвижения плавсредства, прямо скажем, был очень невысок, с такой скоростью им еще несколько часов придется до нас добираться. А в том, что плывут они именно к нам, сомнений не возникало. Вероятно, увидели корабль и поторопились познакомиться, пока он не ушел. Простое совпадение было уж как-то слишком невероятным. Так и так, надо было спускаться, аборигены меня заинтересовали, и я решил облегчить их задачу, отправившись им навстречу на катамаране.

Примерно через полтора часа наш катамаран выскочил из залива, пройдя по кратчайшему расстоянию между рифов, и мы вновь увидели плывущих на стволе людей, они только-только подходили к оконечности мыса. Экипаж дерева состоял из землянина и краснокожего. Главным, судя по тому, что заговорил с нами именно он, был последний. Звали вождя островитян Иукатши, а землянина — Семен. Познакомившись, мы предложили им пересесть в катамаран и направиться на нашу стоянку, чтобы там спокойно побеседовать. Согласившись на это, они, однако, категорически отказались просто бросить дерево, и нам пришлось привязать его и тащить за собой. Как пояснил Семен, оно представляло собой огромную ценность, так как весь флот островитян состоял только из него одного. Я не стал спорить, хотя наша скорость и значительно снизилась. Островитяне же были от нее в полном восторге, ну, еще бы, с деревом на буксире мы двигались, все равно, в несколько раз быстрее, чем они до этого самостоятельно.

Наиболее любопытной особенностью наших новых знакомых было даже не своеобразное средство передвижения, а одежда и обувь. Ее материал сразу напомнил мне увиденное в поселке «каменнокожих» — те же самые «волчьи шкуры». На мой вопрос о «волках» Семен только выругался, сплюнул за борт и пообещал рассказать все подробно с самого начала, но позже. Иукатши, более сдержанный, перевел разговор на тему нашего корабля и, вообще, кто мы, откуда и почему. У меня не было никаких причин что-то скрывать, даже наоборот, и я, вкратце, поведал о нашем небольшом государстве и некоторых подробностях пережитых нами приключений. Иукатши по большей части молчал, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Семен же непрерывно сопровождал мой рассказ, в зависимости от содержания, то ругательствами, то восхищенными возгласами.

— Вот хороши бы мы были, если, вот так же, етить его налево, к драккару этому ломанулись бы, бог ты мой! Вот порадовались бы эксплуататоры, сразу полсотни лошков чилийских на халяву им обломилось бы! Поискать таких идиотов, интернационалистов, мать их вправо, днем с огнем, ищите и обрящете! Тьфу ты, все люди или братья или рабы божьи, и все идиоты, — Семена, казалось, гораздо больше возмущал факт собственной неосторожности, чем существующая здесь позорная практика рабовладения. За каждым подобным комментарием следовал неизменный плевок. В его речи совершенно органично переплетались коммунистическая еще фразеология и полублатной жаргон 90-х, сдобренные, в равной мере, божбой и ругательствами.

Знакомый, однако, до боли, симбиоз. Интересно, что никто из сотрудников ООО «Андромахия» подобным слововыражением не страдал… за исключением разве что Сергея, но тот, как раз, был человеком случайным, а не работником фирмы.

— Саидыч любителей «выражовываться» быстро от этого отучил, плохо для имиджа, дресс-код и все такое, — ответила на мой удивленный взгляд Анжела, правильно истолковавшая невысказанный вслух вопрос.

— Простите, девушка, что обидел, забыли мы тут достигнутый культурный уровень. Ходим, в чем мать родила… эх, — плеваться Семен перестал и от ругательств в своих комментариях стал воздерживаться, теперь заменяя их все тем же сакраментальным «эх». Почувствовав в словах Анжелы скрытый упрек, он стал более сдержанным и даже выглядел несколько смущенным. Эта его резкая перемена поведения была настолько комичной, что я рассмеялся, в чем Семен с удовольствием меня поддержал. Характер у него был, видимо, неплохим — самокритичным и не обидчивым, а жаргон и ругань — дань моде и обстоятельствам.

— Ну что Вы, я совсем не то имела в виду. Вы человек чуткий и я не хотела Вас обидеть, — дипломатично ответила Анжела, чем перевела Семена из состояния смущения в растроганное.