Хорошо. Комиссия – преподаватели из военного языкового института, преподаватель английского языка из МГУ, преподаватели из институтов Мориса Тореза и Патриса Лумумбы. Семь человек. Начальник кафедры еще. И нас семь человек. Ровно в 16.00 начался экзамен. В общем, экзамен кончился тем, что они говорят – если бы студенты так знали язык… Ну, мы их еще поймали на чем, у нас свой, профессиональный язык, и мы начали их специальными терминами грузить. Пошли на них в атаку. Они сидят, сами ничего не понимают. Да там никто не поймет…
Все мы получили по «четыре», а Юра Романенко получил «пять». Но он в школе учил английский язык. Он моложе нас на 10 лет, и их уже в училищах начали учить языку. Мы-то раньше закончили. А он попал в эту полосу. У него был блестящий английский язык с американским рыканьем.
Итак, мы все получили положительные оценки. И на радостях так хорошо отпраздновали, что Валера, после застолья у меня дома, лег на диван и заявил: «It’s enough». Типа все, хватит, не могу больше…
С английским языком у меня связано несколько смешных историй. Например, в 1975 году, 9 мая, на День Победы, подошел ко мне американский атташе. При всяком случае они сразу на английском начинали говорить, и вот он говорит:
– Привет. Это что?
А у меня орден сирийский. Подвеска и еще звезда.
– Моше Даян?
А это был такой израильский военный и государственный деятель. Министр обороны Израиля. Он во время войны в бинокль смотрел, а тот был разбит французской пулей, и он потерял левый глаз.
А рядом со мной стоял мой земляк, командующий тылом ВВС. Острейший человек – Василий Самсонович Логинов. Американский атташе говорит:
– Между прочим, если бы все генералы были похожи на Моше Даяна, то неизвестно, как бы Египетская компания прошла.
А Василий Самсонович ему в ответ:
– В чем же дело? Выбейте своему министру обороны глаз, и все дела…
А еще был случай, когда хохотал уже весь зал.
С астронавтами Слейтоном, Конрадом и Купером я впервые встретился в 1965 году – на конгрессе в Афинах, не зная ни слова на языке друг друга. Так вот, под виски с коньяком мы проговорили часа три и расстались, как близкие люди. В 1973 году, отправляясь на первые тренировки в Хьюстон, я знал по-английски уже слов восемьдесят. А на заключительном банкете, когда мы закончили всю программу, я даже отважился произнести короткий спич, заготовив фразу: «I want to wish you a successful life» – «Я желаю вам всяческих удач в жизни». Но от волнения оговорился и произнес: «I want to wish you a sex full life», что в переводе звучит так: «Желаю вам жизни, полной секса». Поднялся такой хохот! Американцы говорили, что им никто еще подобного с трибуны не желал.
Прошло десять лет. Мы праздновали юбилей полета. И директор НАСА Джеймс Флетчер вдруг говорит:
– Алексей, пожалуйста, тебе слово. И знаешь что, ошибись еще раз!
Охотничий нож
За пять минут до старта на «Союзе-19» сломалась телевизионная система. Переполох был большой. На борту пять телекамер и один коммутатор, через который с Земли могли подавать команду на любую камеру. И ничего не работает. Глушко, который уже был вместо Королева, задергался и побежал звонить, чтобы отставить старт. Представляете, если бы все отложилось? Ситуация приобретала уже политический акцент.
Это понимал министр тяжелого и транспортного машиностроения Сергей Александрович Афанасьев. Он и дал команду на «необратимые процессы». После чего программу можно было перебить только аварийно. Пока мы стартовали, на Земле разобрались с телевидением: оказалось, отказал коммутатор. Но беда в том, что находился он в орбитальном отсеке. То есть под дюралевой обшивкой панели. Стали вскрывать, а из инструментов – только ножницы, отвертка и пассатижи. Не знаю, как мы эту панель сумели вырвать, загнуть. Добрались до коммутатора. Начали снимать. А он на четырех болтах, и все эпоксидной смолой залито. Один болт сняли, второй, третий… Четвертый начали – пассатижи сломались. Все! Нечем снять! И здесь осеняет: есть же охотничий нож с отверткой! Я купил его буквально перед стартом. Помню, заплатил 5 рублей 50 копеек. Мне его разрешили взять в космос. Дело в том, что у штатного ножа сталь оказалась очень хрупкой. Когда я сказал, что он не годится, специалисты не поверили: не может быть! Я беру и на их глазах отламываю лезвие. Они промолчали, а я положил свой нож в укладку. Вот он нам с Валерой Кубасовым и помог.
Вытащили коммутатор, размонтировали, концы от всех камер соединили. Телевизионный кабель сделали из контровочной проволоки: ее выпрямили чуть ли не зубами и лейкопластырем обмотали… Если честно, я даже не верил, что что-то получится. Нахожусь в спускаемом аппарате, смотрю: загорелась зеленая лампочка. Закричал от радости:
– Валера, схема работает!
Кстати, и у американцев полет начался с ремонта. У них заклинило люк в стыковочном отсеке. Пришлось снимать, разбирать. Они тоже всю ночь не спали. Но к заданному времени все были готовы. И они, и мы.