Время первых. Судьба моя – я сам…

С командиром экипажа «Аполлона» Томом Стаффордом у нас сложились очень хорошие отношения. Я бы даже сказал – нежные. Он, кстати, когда я в Германии находился, тоже там был – только с другой стороны. С другой стороны границы. Он там служил. И часто мы поднимались, и они поднимались. И шли по границе по воздушной.

Томас Стаффорд – рослый, подтянутый. На открытом спокойном лице глубоко посаженные глаза, всегда немного грустные. Удивительно выдержан, никогда не повышает голоса и даже когда сердится – внешне не заметно. С самого начала нашей работы мы непроизвольно стали звать его «дед Том», хотя он и старше нас был лет на пять, не более. Наверное, здесь сыграли свою роль его рассудительность, степенность. Английский язык Тома Стаффорда оказался для меня особенно трудным; у него оклахомский выговор, и космонавты по этому поводу не раз шутили. Подчас невозможно было уловить начала и конца в его фразах. Даже его собственная жена, как она признавалась, не всегда понимает его.

Уже после полета миссис Фэй Стаффорд как-то спросила меня:

– Как вы его понимаете. Я прожила с ним двадцать лет, а иногда не понимаю, о чем он говорит.

– Миссис Фэй, – шутливо ответил я, – если бы вы провели с ним столько дней на комплексном тренажере, то, уверен, стали бы лучше понимать своего мужа.

Как Том утверждает, мы с ним имеем общих детей. Это я помог ему усыновить двух русских мальчиков. У него были две дочери от первого брака с Фэй Шумейкер, два внука. Одного назвали в честь меня – Алекси. То есть Алексеем. Кстати, а мою внучку зовут Кариной – в честь дочки Стаффорда. Но Том очень хотел, чтобы у него внуки носили фамилию Стаффорд, а их родитель был пуэрториканец, и он – ни за что. У них будет моя фамилия! И тогда Том принял решение и обратился ко мне, что хочет усыновить русского ребенка, чтобы тот носил его фамилию. Мы поехали в хороший детский дом в подмосковном Фряново, и Стаффорду там понравился мальчик. Познакомились. Чай сели попить. Мальчишка спрашивает:

– А можно я своего друга приглашу?

– Ну, давай друга, – отвечаем.

Одному тогда было восемь лет, другому – десять. Стаффорд пригласил ребят на Рождество в Оклахому. Возвращается с детьми и выдает новую просьбу: «Я не могу их разделить». Решил усыновить обоих. Он тогда уже во втором браке был с Линдой Энн Дишман. Ребят зовут Майкл Томас и Станислав. Младший вырос, стал ростом 196 сантиметров, в Вест-Пойнтскую академию поступил учиться.

В доме Стаффорда есть комната, на двери которой написано «А. Леонов». Когда прилетаю в Америку, обязательно добираюсь до Тома, останавливаюсь у него. У них с женой дом в Оклахоме, вилла в Майами и домик в Вашингтоне. Большой новый «Форд», «Ягуар» и старенький «Шевроле», с которым Том никак не может расстаться – очень его любит. Дочери Тома от первого брака давно выросли, у них свои дети, и дедушка Том на них полностью свою пенсию переписал.

Еще в полете я карандашом нарисовал портрет Стаффорда. Он у него сохранился. Сейчас он в музее Тома Стаффорда. Музей, кстати, очень большой: самолеты, корабли «Меркурий», «Джемени», «Аполлон», материалы и документы, связанные с полетом. Все сделано с огромной симпатией к нашей стране.

Стаффорд – молодец. Когда полет выполнил, мы сели в Казахстане, а американцы сели в океане. И у них при вскрытии парашютных систем азот попал в кабину, и Том Стаффорд надел на себя маску, а потом надел маски на Слейтона и на Бранда, которые потеряли сознание. Фактически, он их спас. Они сели, а дальше их увезли на Гавайи. Там у них военный госпиталь был, где Дику сделали операцию на легких.

Жаль, что из нашей пятерки сегодня только трое остались в строю: Вэнс Бранд, Томас Стаффорд и я. Первым в июле 1993 года ушел Дональд «Дик» Слейтон, ему было 69 лет. Он умер от опухоли головного мозга. А 19 февраля 2014 года умер Валерий Николаевич Кубасов. Немного не дотянул до восьмидесятилетнего юбилея…

«Спиртное» на орбите

В первый день на орбите, я здорово разыграл американцев с водкой. Об этом в ЦУПе не знали, никто не знал. Это была чисто моя идея. Еще перед полетом достал этикетки: «Столичная», «Русская», «Старка» и «Московская». Положил их в бортовой журнал, а скотч у меня был. И после того, как мы вышли на орбиту, я наклеил водочные этикетки на тюбики с борщом. А еще написал лозунг из Шекспира: «О, дивный новый мир, что имеет таких людей». И на каждого дружеские карикатуры сделал.

Когда после стыковки сели за стол, мы с Кубасовым достали тюбики с «водкой». Объясняем американцам: «Ребята, русский обычай мы должны и в космосе чтить. А по традиции перед обедом мы должны выпить». Том Стаффорд отнекиваться стал:

– Impossible… I can not… (Невозможно… Я не могу…)

Типа – нельзя, нарушение. И на телекамеры показывает. А я ему говорю:

– Я сейчас выключу, чтобы никто не видел.

И выключил. А с Земли кричат:

– Включай!

Дал я каждому по тюбику, все на этикетки посмотрели и говорят:

– Слушай, за это нам попадет.

– Ничего…

Открывают: чин-чин! А там… борщ…

– Никогда, – кричат, – этого тебе не простим: мы на такой риск пошли, а ты нас надул!